Array Журнал «Искатель» - Искатель, 1961 №3

Наверное, я уже хлебнул воды, когда кто-то рядом со мной крикнул: «Берись за меня!» Это был большой, сильный мужчина, он приплыл на помощь. Ветер дул с берега, и нам было трудно. Человек тяжело дышал, его движения становились все медленнее.

«Не бойся, парень!» — несколько раз повторил он, но мне показалось, что и ему стало страшно. Наверно, он подбадривал себя. Он очень устал…

Обоих нас тянуло вниз. Последнее, что помню, это шум и звон в ушах.

Меня все же спасли. Только меня. Ребят, которые остались в море, так и не нашли. Не узнал я и имени человека, который погиб из-за меня. Говорили, что это был случайный отдыхающий.

Дома, лежа в постели, я думал о том, что, когда вырасту, стану таким же сильным и смелым, как он, тоже спасу чью-нибудь жизнь. Или сделаю еще что-нибудь очень-очень большое и хорошее. Но вот до сих пор, видишь, хожу в долгу…

— А за что же ты получил орден Красной Звезды? — не удержался я.

— Да просто за старательную службу в армии, — машет рукой Конга. — Был старшиной роты в запасном полку. А теперь вот на спасательном судне. Стою себе в гавани, иной раз выйду на рейд машины опробовать — и к причалу. Капитаны все грамотные, корабли новые, кто же в теперешние времена «SOS» подает? Нет уж, видно, моя такая судьба: помаленечку да полегонечку…

Этот разговор состоялся у нас накануне знаменитого августовского шторма. Утро занялось бурное и темное. Девятибалльный норд-вест гнал низкие тучи. Волны нашли путь между защитными молами и проникли в гавань.

Уже ночью, дома, я прислушивался, как ветер тряс оконные рамы, и с тревогой думал о стоявшем на рейде лихтере. Из-за тесноты в гавани я приказал ему стать в заливе. И теперь было нехорошо на сердце.

Утром я понял, что дела лихтера плохи. В бинокль было видно, как нос судна нырял в волны. Якорные цепи, казалось, были напряжены до предела. Я пошел на «Пересвет». Капитан как раз брился. Я попросил Конга отвести лихтер к полуострову Пальяссар, в заветрие.

— Разве ж это работа для спасателей — таскать лихтера по рейду? — пробурчал Конга и стал натягивать высокие сапоги. Но по тому, с каким яростным рвением он одевался, я понял, что эта прогулка была для него приятным развлечением.

Именно в тот час, когда «Пересвет» возился с лихтером, радисты поймали «SOS» итальянского парохода «Розапелаги», шедшего в Хельсинки. «Розапелаги» потерял управление и под напором волн и ветра понесся к подводным рифам Хиумаской мели, близ Кыпуского побережья.

Хотя моряки с «Розапелаги» не слыхали поверья о старом «Унгруском графе» и его ложном маяке [4] В старые времена помещик Кыпуского побережья «Унгруский граф» (граф Унгер-Штернберг) с помощью ложного маяка заманивал на рифы проходившие мимо суда и грабил их. , им, конечно, было от этого не легче.

В эфир летело непрерывное «SOS». «Пересвет» получил новый приказ: мчаться к итальянскому пароходу.

Все время я поддерживал радиосвязь как с «Розапелаги», так и с «Пересветом». Первый, хотя он и отдал два якоря, с упорной последовательностью дрейфовал прямо на Хиумаскую мель. А «Пересвету» буря шла навстречу, и чем дальше уходил он в открытое море, тем меньшей была его скорость.

Радисты пароходства всю ночь не снимали наушников, попытался связаться с рыбачьими колхозами на побережье, но буря повредила линию. Да к тому же ни одна рыбачья лодка не смогла бы бороться с такой бурей, Толстые старые деревья на таллинских улицах бросало на мостовую. Змеями взвивались по мостовым провода.

Большой финский пароход поймал сигналы итальянцев и попытался приблизиться к ним. Но, увидев, куда попал «Розапелаги», пароход вернулся на свой курс. Капитан решил, что ни к чему губить оба судна.

«Капитану Таллинской гавани. Дрейфуем прямо на рифы. Есть ли надежда на спасение?» — запросил по радио капитан «Розапелаги». Мы уточнили координаты. Да, пароход уже попал в опасный район. Что мы могли ответить, кроме: «Форсированным ходом идет спасательное судно»?!

Каждые два часа я наносил на морскую карту полученные от «Пересвета» координаты. Скорость спасательного судна продолжала уменьшаться. Под килем «Розапелаги» оставалось не больше двух метров воды.

Не было никаких признаков спада шторма. Вместо прямого ответа бюро прогнозов говорило о столкновении воздушных масс различных температур.

По радиограммам и подробным рассказам участников мне теперь ясно: поход «Пересвета» был гонкой со смертью. Утром, когда спасательное судно прибыло на место, днище «Розапелаги» было уже пробито в нескольких местах, тоннель гребного винта полон воды, а в корпусе образовалась течь. Море, правда, еще не ворвалось в трюмы: помогли пластины донных баков и водонепроницаемые двери машинного помещения. Но сквозь них уже начала просачиваться вода.

«Пересвету» предстояло подойти к итальянцу так близко, чтобы можно было передать конец буксирного троса. Это была самая опасная часть операции. Ясно представляю, что произошло в то утро.

Волна, непрерывно подстегиваемая бурей, схватила спасательное судно, застопорившее моторы, и попыталась его опрокинуть. Казалось, буря победит. Но упрямое судно снова и снова выпрямлялось. Боролись расчеты кораблестроителей, опыт капитана, с одной стороны, и бешеное море — с другой. Борьба была беспощадной. Мокрые горбы камней порой мелькали меж грядами волн, они словно выбирали момент, чтобы пробить дыру в корпусе спасательного судна. Это был бы удар наверняка. У «Пере-света» не было двойного днища, как у больших торговых пароходов.

Мне до сих пор непонятно, как удалось «Пересвету» среди камней подойти к «Розапелаги» на расстояние выстрела пушки, подающей линь. Видимо, помогло моряцкое чутье капитана… Ну, и еще, конечно, повезло.

На следующий день «Пересвет», ведя на буксире «Розапелаги», прибыл на Таллинский рейд. Капитан из Сорренто синьор Гопполлато встретил меня чашкой кофе. Синьор Гопполлато сказал, что судьба судна и команды, после того как финский пароход отказался помочь, была уже предрешена. Капитан знал, что ни одно судно не рискнет подойти к ним. Вода клокотала у подводных камней, и гибель «Розапелаги» была уже вопросом минут, когда «Пересвет» выстрелом пушки перебросил на борт полуразбитого судна линь.

— Вышла из строя машина, — сказал капитан Гопполлато, — мы ничего не могли предпринять. Ну, а ваш буксир… Его капитан сделал больше, чем требуют морские законы.

Вместе со старшим механиком «Розапелаги» мы осмотрели повреждения судна, и он пригласил меня в свою каюту. Механик, маленький смуглый человек, дал мне фотографию. Я увидел на ней мальчика лет семи с большими темными глазами. На ломаном английском языке южанин сказал: