Гэвин Лайл - Темная сторона неба

— Отойди от двери.

Я отпустил щеколду и медленно сделал несколько шагов назад.

— Пусть использует свой шанс, — сказал Кен. — Ветер хороший. А я его научил.

Вот завелся и второй двигатель.

— Какой это шанс? — возразил я. — Ей лучше предстать перед судом.

Кен на меня не смотрел, но «вальтер» продолжал. Потом Кен встал и пошел к двери, прислушиваясь к рокоту двигателей.

— Я не хочу, чтобы она оказалась под судом.

В рокоте двигателей ему послышался изъян, он кивнул сам себе.

Я распахнул дверь и выскочил на солнце. На улице шум был громче, отдаваясь туда-сюда от стен. У своих дверей скучились местные жители, а два мальчишки побежали впереди нас.

Кен запихнул «вальтер» под куртку, и мы бросились бежать, стараясь не споткнуться на неровной мостовой.

Двигатели стали набирать обороты, когда вы выбежали за пределы деревни и оказались у спуска к равнине. Собирались и другие жители острова.

«Пьяджо» ещё не двигался с места. Двигатели набирали обороты, и нос «Пьяджо» прижимался к траве. Но вот тормоза отпущены, нос приподнялся, снова прижался к земле, и «Пьяджо» пошел в разбег.

Машина, казалось, шла очень медленно, кренясь и пошатываясь, преодолевая высокую траву. Но вот пошла трава помельче, скорости прибавилось, песок полетел из-под колес. Наконец «Пьяджо» вышел на чистый песок и побежал навстречу морю. Нос приподнялся, завис, машина мгновение пробежала на одном главном шасси и тяжело поднялась в воздух, задирая нос в небо.

— Нос книзу, нос книзу, — прошептал Кен.

«Пьяджо» ещё не летел, он еле оторвался от моря и держался над ним на опасной высоте и на минимальной скорости. Он хотел набрать высоту, но не мог, потому что слишком задрал нос и при таком угле нельзя было прибавить в скорости. Наваб не был настоящим пилотом и не знал, что порой приходится жертвовать высотой, как бы низко ты ни шел, чтобы получить прибавление в скорости…

И вот машину достала волна. Она ударила по левому колесу и взорвалась в винте, образовав облако, словно это был дым от выстрела. «Пьяджо» покачнулся, нос приподнялся, крыло коснулось волны, прошив её, и на мгновение самолет завис, дрожа всем корпусом.

Подошла следующая волна и почти лениво зацепилась за кончик крыла, самолет внезапно завалился через крыло и ударился о воду.

Быстро улеглись брызги, и мы мельком увидели брюхо самолета и шасси в водовороте пены. Потом пену отнесло волной. «Пьяджо» скрылся в морской пучине.

Волна гулко ударилась о берег.

Что-то наподобие вздоха прокатилось по кучкам собравшихся жителей деревни. Когда я посмотрел на них, они поспешно отводили глаза, начинали суетиться и неспешно двигаться в сторону деревни. Внизу двое мужчин побежали за лодкой.

— Я смог бы, даже с одной рукой, — сказал Кен. — Я смог бы…

— Она тебя не просила, — ответил я.

Он кивнул и продолжал стоять, глядя в море и растирая левую руку.

— В конечном итоге никто не становится богатым, — произнес Кен. Я думал, что он разговаривает сам с собой, пока он не сказал: — А что, ты говоришь, ты получил за ту первую партию?

— Пять тысяч фунтов. Часть из них пойдет на ремонт «Дакоты». А часть лучше отдать жене Моррисона.

Он кивнул.

— Да, никто не становится богатым.

Я протянул руку и достал «вальтер» у него из за пояса, и он не пытался остановить меня. Подойдя к краю скалы, я забросил его подальше в море, куда поглубже. Я моргнул, когда пистолет шлепнулся в воду. Забросил я и «беретту», но она пролетела меньше. Потом я повернулся и пошел прочь. К нам скоро прицепится Анастасиадис — за неоднократный назаконный въезд в страну, так что не надо давать ему дополнительный повод — незаконное хранение оружия.

«Люгер» оставался, но он нужен по делу Хертера.

— Как ты думаешь, они поверят нашим россказням? — спросил Кен.

Я пожал плечами.

— А других у них все равно нет. Пока что, по крайней мере.

Кен взглянул на меня и криво улыбнулся.

— Знаешь что, Джек, получается? Столько людей пытались прихватить эти драгоценности с собой, а она, как бы там ни было, оказалась ближе всех к этой цели.

Он усмехнулся, потом на лице у него появилась гримаса страдания и боли. Я кивнул в ответ. Такая уж это была женщина. И не только такая.

Позже я расскажу Кену о трех 20-каратных голкондах, которые я изъял из большого ожерелья той первой партии и зашил их под значок форменной фуражки. Каждый, по моим прикидкам, тянул на 30 тысяч фунтов по ценам официального рынка. В Тель-Авив мы, конечно, их не повезем, но и получим за них не по десять процентов. Эти три камешка — кто про них знает, кто их отследит? Тем более у меня на руках бумага, что наваб сполна получил все утраченное.

В целом, по моим прикидкам, будет тысяч за сорок фунтов. Хватит. На обоих.

Те двое уже выгнали, наверное, лодку в море. Но что они там найдут? На море не остается отметин, только оно оставляет — волнами и ветрами. А внизу все будет тихо и спокойно, и скоро все там приобретет такой же старый вид, как в роще высоких кипарисов.

Под словом «капитан» имеется в виду то, что мы обычно называем «командир (самолета)», а не звание. В тексте по ситуации мы используем оба термина.

Площадь Синдагма (Конституции) — парадная площадь Афин. Омония, неподалеку от нее, имеет несколько иную славу.

Расчленение страны на Индию и Пакистан перед предоставлением независимости в 1948 году.

Улица, соединяющая упомянутые в книге площади Синдагма и Омония.

Спасибо.

Минералы. Бесцветный циркон имитирует алмаз, а среди шпинелей есть благородные камни — хризоберилл, александрит.

По названию алмазного месторождения Голконда, в Индии.

Тест — выделение на глаз рисунка среди массы разноцветных пятен.

Где гостиница? (не совсем правильно, ит.)

У меня есть доллары. А я хочу кока-колу. Много кока-колы. И сигарет. Я заплачу вам пять долларов. О'кей?

— Это невозможно.

— Ну вы и трус!

— Десять долларов.

О'кей. Две пачки сигарет и три кока-колы, хорошо?

Пожалуйста, доллары, господин.

Мне плохо. Мне очень плохо. Я хочу пить. У меня есть доллары. Десять, двадцать долларов.

Вид макарон.

«Стрегу», пожалуйста (ит.) .

…не правда ли?

И в каком полку вы служили?