Эвре Рихтер-Фрих - Бриллиант Кон-и-Гута. Бессмертные Карлики

От времени до времени она отводила Паквая в сторону и просила его рассказать еще и еще о малейших подробностях его встречи с профессором. И Паквай начинал своим глубоким мягким голосом повествование о смерти мудрого человека далеко, далеко, в пустынных степях аргентинской сельвы.

И тогда случалось, что Инеса спрашивала:

— Но как случилось, что дедушка попал так далеко на восток?

И Паквай неизменно отвечал:

— Он ведь был старик. Сил у него не хватило, чтобы пойти через высокие плоскогорья. Он стремился вниз. Может быть, он шел, как слепой, ощупью. Может быть, он пытался убежать от того, кто хотел отнять у него жизнь. Я не знаю, сеньорита. Вероятно, он надеялся встретить дружелюбно настроенных индейцев или же наткнуться на какую-нибудь пограничную экспедицию. Он не успел сказать об этом. Еще ведь надо было так много сказать прежде, чем жизнь покинет его. Когда я встретил его, тело его уже умерло, одна только воля еще жила.

После таких бесед Инеса могла долго просидеть на месте, погруженная в глубокую задумчивость.

Но река Амазонка богата разнообразием. В медленно текущих струях творится незатихающая жизнь. В самых больших глубинах движется пираруку, величайшая рыба в мире. Индейцы боятся ее зубов, но любят ее мясо.

Однажды Пакваю попалось на огромный крючок удочки одно из этих чудовищ, и мотору пришлось остановиться на несколько часов, пока удалось втащить на палубу этого кровожадного водного хищника. В нем было около четырех метров длины. Зато и задали же пир в этот день! Не только для людей, но и для других пираруку в реке, которым бросили остатки их земляка. Даже крокодилы на берегу оживились от удовольствия, увидев недостойный конец, которому подвергся их подводный враг. А электрические угри раздулись и наполнились опасным электрическим зарядом, наслаждаясь остатками, падавшими к ним вниз на дно реки.

От берега отделился большой челн на веслах и приблизился к моторной лодке. В челне сидели трое индейцев. Сперва они держались в отдалении, но, когда Хуамото заговорил с ними на их собственном наречии, они перестали бояться, а когда им подарили кусок рыбы, они подняли благодарный вой и поспешили к берегу. Впрочем, им необходимо было сделать этот подарок, так как жирное, светло-красное мясо портится с молниеносной быстротой в этой неистовой жаре.

Вскоре после этого появилось еще несколько челнов с людьми. Они медленно плыли навстречу моторной лодке, меж тем как звук национального барабана беспрерывно раздавался между деревьями на берегу.

— Это индейцы племени конибос, — сказал Хуамото. — Некоторые думают, что они являются дикою ветвью племени инков. Они хорошие рыболовы и охотники и очень дружелюбны к белым.

— Но разве между ними нет также и людоедов? — спросила Инеса.

Хуамото пожал плечами:

— У каждого племени свои обычаи, — сказал он дипломатично. — Они, собственно, не каннибалы. Но многие из них верят, что унаследуют ум и силу того человека, которого они пожирают… И поэтому иногда случается… Но все же они далеки от индейцев племени гуачинайрис, которые живут по реке Мадре де Диос. Те ходят совершенно голыми и раскрашиваются в красный и черный цвет. Они воруют женщин у других племен и пожирают их, когда им становится скучно… Это нехорошо с их стороны.

Кид Карсон разразился хохотом.

— Эти господа не особенно галантны, — сказал он. — Но мысль недурна.

— Ну, ну, Карсон, — предостерегающим тоном сказала Инеса. — Не будьте так кровожадны. Съесть целую женщину — это может повредить здоровью такого большого и сильного человека, как вы. Ведь вы тогда станете слабым и женственным. Это было бы не к лицу для боксера.

Кид Карсон снова засмеялся.

— Вы правы, сеньорита, — сказал он. — Я должен держаться укрепляющей пищи.

— Поспешим-ка лучше дальше, — приказал Фьельд из своего гамака, иначе мы навяжем себе на шею все племя.

Через мгновенье мотор заработал во внутренности лодки, и пассажиры двинулись дальше, приветствуя знаками любопытных людоедов.

Фьельд спустился из своего гамака и подошел на корме к маленькому индейцу племени майуруна.

— Итак, ты думаешь, что эти индейцы-конибос являются дикою ветвью племени инков?

— Так говорят, господин.

— Значит, в этой местности должно было сохраниться кое-что от культуры инков?

— Едва ли. Кое-что в нравах немного напоминает инков. Правильнее будет сказать, что конибос — потомки тех рабов, которыми владели инки.

— Возможно ли, чтобы здесь еще жили люди, в жилах которых текла бы старинная кровь инков?

— Говорят так много, господин! Я знаю, что индейцы-конибос пребывают в вечном страхе перед неизвестным племенем, обитающим внутри страны… Может быть, это потомки прежнего владетельного рода.

— Где же обитает это племя?

— В горах Кономамас, господин.

— Туда мы и должны направиться. Там нашел свою смерть профессор Сен-Клэр.

— Да.

— Итак, ты думаешь, что там в Андах-Кономамас, живут потомки старинного племени инков?

— Так думал профессор Сен-Клэр. И он говорил со мною об этом перед тем, как туда уехать.

— Ты находишь, что путешествие будет опасным?

— Да, господин.

— И все-таки ты едешь с нами?

Индеец меланхолически улыбнулся.

— Смерть среди друзей не страшна. Есть кое-что и похуже.

— Что же это, Хуамото?

— Страх, господин. Необъяснимый ужас.

Река Таничи — одна из самых мелких в системе Амазонки. Ручьи, питающие верховья этой реки, сбегают с небольшой горной цепи, возвышающейся на несколько тысяч футов выше Монтаньи. Но немного найдется людей, которые побывали бы здесь у ее истоков. Таничи окутана таинственным покровом. Свое имя она получила от индейцев, и оно означает «Мертвая река».

Воды Таничи темнее вод Укаяли, и ее берега безотраднее, чем берега других рек. Может быть, вследствие этого она и получила свое мрачное имя!

Но Хуамото рассказал Фьельду, что над Мертвой рекой тяготеет проклятие. Те, которые решались проникнуть против ее течения, редко возвращались. Лесные жители взирали с содроганием на верховья этой реки, лежащие в неисследованной местности.

Дни проходили.

Участники экспедиции были всецело поглощены работой. Часто лодка ударялась о дно реки, но это плоскодонное судно обладало удивительной способностью преодолевать все препятствия. Наконец, пришлось осторожно продвигаться вперед метр за метром. Нервы у всех были напряжены, на борту царило молчание. Не раздавались больше звуки мандолины, и веселые песенки Кида Карсона замерли сами собой.

К Фьельду вернулась способность действовать. Его рана почти зажила, и, по-видимому, суровость и мрачность Мертвой реки действовала на него ободряющим образом. Он смотрел за тем, чтобы ничьи руки не остались праздными, и старался развеселить команду судна, которая, казалось, находилась под гнетом уныния этой страны и проклятия темных вод.