Юрий Дмитриев - Золотой поезд

- Да. Это сейчас единственный выход. Остановить поезд и выгрузить золото. Спрятать его временно в тайге. - Ильин повернулся к Лаврову:- Семен, где, по-твоему, надо остановить поезд?

- Часа через два будет полустанок. Так вот, километров тридцать не доезжая. Места подходящие.

Ильин взглянул на часы и встал.

- Я по вагонам. Мате, ты пойдешь со мной?

После первого обхода вагонов Ильина тянуло к бойцам, и сейчас он поймал себя на том, что, несмотря на тревогу за судьбу поезда, с удовольствием идет к ним.

Еще в тамбуре Мате и Ильин услыхали звуки губной гармошки и, неслышно войдя в вагон, остановились. Бойцы, собравшись в одном купе, молча сидели на полках, на полу. У окна тихо играл Франц Бокмюллер. У его ног примостился Андрей. Он, не отрываясь, смотрел на австрийца, выводившего простую плавную мелодию, одинаково понятную русским и венграм, австрийцам и чехам. Ильин поглядел на бойцов. Их лица, задумчивые, нахмуренные, были освещены улыбками.

Немолодой человек в выгоревшей солдатской гимнастерке со следами споротых погон невидящими глазами смотрел в окно. И откуда было знать австрийцу, что простенькая народная песенка, которую играл он на губной гармошке, так схватила за душу бывшего рядового 479-го Кадниковского полка, Павла Иванова. Вспомнилось такое родное… Вот Иванов с сынишкой укрепляет шест со скворечником - Оба довольны, обоим радостно. Вот Иванов налегает на рукоятки плуга… А потом вдруг Иванов бежит в атаку. Он стреляет, рубит немцев, австрийцев, и все они почему-то похожи на Бокмюллера…

Играет австриец на губной гармошке. Мчится поезд. Проносятся мимо могучие деревья. Но не видит их Бокмюллер. В далеком австрийском городке идет он по улице с двумя сыновьями-близнецами. Он покупает им свистульки. А потом работает в своей мастерской. Как весело летят стружки! Золотые, пахучие, удивительно ласковые стружки… И все это кончилось 1 августа 1914 года. Францу дали пулемет, и он стрелял в русских, одетых в такие же серые шинели, как и он сам. Русские были очень похожи на сидящего напротив человека, кажется, Иванов его фамилия…

Франц резко оборвал мелодию и взглянул на соседа. Тот пристально смотрел на Франца. Неожиданно Иванов встал и, подойдя к австрийцу, протянул недокуренную «козью ножку».

- На, покури, устал небось.

- Спасибо, - сказал австриец, беря самокрутку.

Увидав Ильина и Мате, Бокмюллер встал и доложил:

- Старший по вагону Франц Бокмюллер. В вагоне все в порядке.

Ильин коротко рассказал об обстановке.

- Необходимо как можно быстрее выгрузить золото, - закончил он.

Когда поезд остановился и высланные разведчики доложили, что вокруг никого нет, началась выгрузка золота. Мешочки переносили в глубокий овраг и тщательно маскировали ветвями, листьями, дерном. Как только работа была закончена, Лавров разогнал состав и на ходу выскочил из паровоза. Поднявшись с земли, он ощупал вывихнутую руку и тихо проговорил вслед удаляющемуся поезду:

- Приготовились встречать? Ну что ж, встречайте!

- Ну, слушайте. Наше начальство, значит, получило телеграмму и приготовилось. Что было - не передать! Всю станцию оцепили, засад понаделали пропасть. Птицын думал, ну все-быть ему в генералах. А тут, как на грех, эту телеграмму и Мишка Одноглазый получил. Слышали про такого бандюгу? Он тоже решил не плошать, да и разобрал путь.

Вот как наворочал! Поезд, сами видите, вдребезги, а золото - тю-тю!

- Может, его все-таки Мишка захватил?

- Нет, где там! Говорят, рвет и мечет. Пошел партизан искать, которые из-под носа у него золото увели.

Мате чуть приподнялся и посмотрел на говоривших. Из кустов, где он лежал, ему хорошо была видна большая группа людей на насыпи. В центре группы стоял высокий бородатый человек, видимо, бригадир ремонтных рабочих, присланных исправлять путь.

- Ну, а потом? - осведомился один из рабочих. - Потом-то что было?

Бородач продолжал рассказывать.

Мате пристально вглядывался в этого человека и чем больше смотрел, тем больше убеждался, что не ошибся.

…Иркутская тюрьма, куда бросили Мате, как только узнали, что он коммунист, была набита до отказа. В тесных одиночках сидело по десять-пятнадцать человек. Каждую ночь расстреливали коммунистов и каждую ночь приводили все новых и новых. Однажды в камеру втолкнули высокого бородатого человека. Он был так избит, что не держался на ногах. Но едва он пришел в себя, его снова повели на допрос. Допросы повторялись каждый день - видимо, этот человек знал что-то важное, - и часто его приносили в камеру без сознания. Мате поражала непреклонность и воля этого коммуниста. Позже он узнал, что его фамилия Кедров, что он работал в Иркутске вместе с Постышевым.

Однажды ночью Мате вывели на кладбище и велели рыть себе могилу. Мате отказался. Его начали бить. Били долго, с тупой, бессмысленной жестокостью. И только тогда прекратили побои, когда показалось, что Мате перестал дышать. Его бросили в канаву и ушли. Мате умер бы, если бы его не подобрали и не выходили рабочие-китайцы. Поправившись, он вместе с ними ушел в тайгу к партизанам и не знал, что стало с Кедровым.

И вот этот человек перед ним!

Мате встал и быстро пошел к насыпи. Бородач подался вперед, крепко стискивая ручку лопаты. И вдруг, отбросив ее, шагнул навстречу Мате.

- Ты? Живой? Не призрак?

- Я, - кивнул Мате. - Не призрак. Как и ты.

- Ну и живучий мы народ! - Кедров крепко обнял Мате. - Товарищи, - повернулся он к рабочим,-это венгерский коммунист.- И тихо сказал: - Тут все свои. Проверенные. Сам подобрал. Ну, рассказывай о себе - как ты, откуда?

- Потом, - остановил его Мате. - Значит, дорогу чинят твои люди?

Кедров кивнул головой и усмехнулся.

- Чиним. Да только не торопимся. Нам-то спешить некуда. Ну, пока расчистим, пока… метров двадцать еще покалечим - на Мишку, конечно, спишем. Потом, помолясь богу, да не торопясь, чинить начнем. Колчаковская-то армия катится назад, как по маслу, а поезда к фронту не идут из-за нас. Ни подкреплений, ни боеприпасов.

- Да, - кивнул Мате, о чем-то думая. - Да, так. Народ совсем свой?

- Совсем, - подтвердил Кедров.

- Хорошо. Сколько времени надо, чтобы починить путь?

- Ну, если возьмемся по-настоящему, значит, за полдня управимся.

- Так… Сегодня в 4 часа вечера будь здесь. Может быть, дорогу придется чинить быстро.

Кедров удивленно посмотрел на Мате.

- Да разве… - почти вскрикнул он.

Мате поднял руку, не то предупреждая о молчании, не то прощаясь, и быстро ушел.

Через два часа он уже был далеко в тайге, на дне густо заросшего кустарником оврага. Ильин, Марков и Лавров лежали в кустах. Мате передал свой разговор с Кедровым.

- Можно рассчитывать на его помощь.

- Это неплохо, - сказал Марков, грызя травинку. - Ноя предлагаю другое. Золото нужно надежно закопать, а самим пробираться в глубь тайги, к партизанам. Когда же Колчак будет разбит, золото переправим в Москву.