Александр Вельтман - MMMCDXLVIII год

— Стой! — продолжал Иоанн. — Чтоб корабли для сей экспедиции были готовы к отплытию по первому моему слову! Иди!

Верховный Совещатель удалился скорыми шагами, как приговоренный к смерти, которому подарили жизнь. Он не понял слов Иоанна, и не желал понимать, ибо считал их следствием болезненного бреда.

Она бы не знала любви, если б взоры не были проводниками той электрической искры, которая падая на сердце, воспламенят всю кровь.

— Кто ж приехали на остров? Где Мери? Лена, позови ее!

Засмотрелась на приезжих, да и села на мель! В шестнадцать лет как полумертвая! Вздохи, да задумчивость, а молчалива как рыба! Уж не хочет ли сын навязать себе на шею эту радость. Есть чем утешить старость мою!

Долго бы еще ворчала старуха, но охриплый её голос, сопровождаемый глухим кашлем, вдруг прервался воплем маленькой Лены; она вбежала вся в слезах, бросилась на старуху и закричала:

— Бабушка, бабушка! Мери умерла!

— Что ты, Лена, Бог с тобой! что ты! — едва выговорила испуганная старуха и стала креститься.

— Умерла, Мери умерла! — продолжала Лена, рыдая. — Там в саду за кустом, умерла, она! Я целовала ее, а она все лежала; я заплакала, а она вздохнула и опять умерла!

Выговорив сии слова, маленькая Лена опять залилась слезами, закрыла руками лицо и побежала вон из комнаты.

— С нами Божья сила! С нами воля небесная! — твердила старуха и силилась подняться с постели; но бессилье не сладило с тяжелою ношею лет.

— Пришел конец мой! — произнесла она, задыхаясь и борясь с подушками, которые завалили ее.

— Здравствуйте! — раздался вдруг громкий голос.

Мужчина средних лет, смуглый собою, в красной куртке, в пестрых волнистых шароварах, перетянутый кожаным желтым поясом, за которым торчали кинжал и пистолет, вошел в комнату.

— Здравствуйте! — повторил он, откидывая назади черные локоны, которые катились на глаза и заслоняли яркие взоры.

— Не помешал ли сладкому сну? — произнес он еще громче, и окинул взорами комнату.

Резкий голос, казалось, вывел старуху из беспамятства; она всмотрелась в пришельца.

— Постой, постой! — вскричала она вдруг, и потом отворотилась и спрятала голову в подушки.

— Что сделалось с нею! — сказал, улыбаясь неизвестный. — Жаль, что нет Эола, принять её благословенье.

— Эол!.. — прохрипела старуха.

— Эол? Его нет, да и не скоро ему приехать!.. Можно и без него умереть!

— Умерла, умерла!.. Да не говорите же ему, что Мери умерла!

— Мери умерла? — вскричал неизвестный, голосом, который воскресил бы покойника.

— Постой… постой! — завопила старуха в беспамятстве.

Неизвестный, как отчаянный бросился вон. Попавшуюся на дворе собаку он швырнул ногою так, что бедное животное перелетело чрез ограду и растянулось на земле с страшным визгом.

— Мери! А я принял сонный бред старухи за правду! — вскричал он, увидя идущую на встречу ему Мери.

Мери была бледна, следы слез блистали еще на щеках ее. Леночка влекла ее за руку. Услышав голос пришельца, она содрогнулась, подняла голову и остановилась.

— Здравствуй, Мери! — сказал неизвестный, стараясь смягчить голос, который не привык к ласковым словам, и взяв руку Мери.

— Ждала ли ты Севера?

Мери вырвала руку свою.

— Где Эол? — спросила она, взглянув неизвестному прямо в глаза.

— Приказал тебе жить долго и радостно, а меня сделал своим наследником! И то и другое к лучшему! Милая!

— Прочь от меня!

— Прочь от тебя не я, а грусть и печаль об Эоле! У Севера, милая, есть для тебя горячее сердце!

— Прочь, злодей!

— Злодей? А, так я по-злодейски тебя и обниму!

С сими словами бросился он к Мери, но Лена вскрикнула, а Мери вырвалась из рук Севера и вбежала в дом.

— Еще успеем примириться, девушка! — ворчал сквозь зубы озлобленный Север, закручивая длинные черные как смоль усы, и следуя глазами за Мери. — Успеем, милая!

Простояв несколько минут в одном положении, он вдруг вскинул голову, поправил бархатную красную шапку, и пошел медленными шагами по дорожке, которая вилась между холмами и строениями.

Мери и Лена вошли в комнату. Старуха лежала еще без памяти. Лена подбежала к ней, и толкая ее кричала, что Мери жива.

— Что? — произнесла наконец старуха, очнувшись.

— Бабушка, вот Мери, посмотри сама!

— Ух! Владыко земных и небесных сил! — прошептала наконец старуха. После долгого кашля, она протерла глаза, приподнялась, и осмотрела все кругом себя.

— Что за странный сон! Мери, а Мери?

Мери подошла к ней.

— Посмотри в соннике, что значит слышать во сне про мертвеца? Да и Севера я как наяву видела!

Мери взяла книгу, но видя, что старуха опять забылась, села и углу комнаты и закрыла лицо руками. Лена приютилась к ней, и обернув палочку в цветной лоскуток, показывала свое создание Мери, отдергивая руки её от лица.

Но старуха очнулась снова; осмотрела опять Мери, комнату, все предметы, окружающие ее, и как будто утвердившись в порядке, к которому все чувства её привыкли, она повторила приказание посмотреть в сонник: что значит слышать во сне про мертвого?

— Быть морозу, — отвечала невнимательно Мери.

— Что ты, Мери!.. это бред… посреди горячего лета… пустыня здесь, что ли?

— Так в книге сказано.

— И книги как люди стали лгать! Впрочем, Бог ведает… говорят, что в последние веки вся земля замерзнет и людям нигде не будет пристанища!..

После столь горестной мысли, старуха замолкла; только один шепот её напоминал, что она не спит. Мери также молчала, но это молчание было бы горько для каждого, кто взглянул бы в это мгновение на Мери.

Грудь её стеснилась, дыхание было скоро, лицо бледно, голова приклонилась, руки были сжаты, из закрытых очей катились слезы, как в гротах Турских — капли воды, которые цедились некогда сквозь своды, стекали по белому мрамору, падали на землю, и уподоблялись, то искрам алмазов, то тусклой белизне перлов.

Лена сидела подле нее; она перестала вырезывать мальчиков и убирать куклу; она также задумалась, взглядывала часто на Мери, вздыхала также глубоко, как и она, и говорила ей тихо:

— Не плачь, Мери! а не то и я заплачу! Бабушка рассердится!

Мери схватила доброго ребенка на руки:

— Чья душа в тебе, малое дитя?.. Черты твои слишком мне знакомы, но чья душа в тебе?

Слезы заструились из очей её; Лена также заплакала. Она прижалась к труди Мери и стеснила вздохи и рыдания свои, боясь, чтоб не заметила их старуха; но она уже вслушалась.

— Что вы говорите там?.. Что ты рассказываешь, Мери?

— Ничего.

— Лучше бы ты взяла книгу с притчами, да читала мне. Садись подле.

Для Мери легче было бы слышать в эту минуту приговор к смерти; она готова была бы скрыться под мрачные своды неисходимой темницы, чтоб только быть одной, не удерживать слез своих и не скрывать горесть свою; но зависимость есть благо для слабых. Мери должна была рассеять по крайней мере признаки печали и исполнить волю старухи.