Александр Вельтман - MMMCDXLVIII год

— Это значит: в дальний поход! На новый руль верно нет надежды!.. Хорошо, для Эола припомню Восточное небо!..

С клюкой старика лучше не спотыкнёшься, нежели с зоркими глазами молодого хвастуна!

— Сбирайся же скорее! — сказала Мери и торопилась идти.

— Постой, Мери, откуда ж взялся Эол?.. Он кажется не приезжал с Севером?

— Некогда рассказывать, после узнаешь; скоро смеркнется, а мне еще нужно сходить к Врасанне.

Мери ушла, а Исаф связал в узел походные пожитки, простился с домом своим, запер его и отправился в пристань.

Сходив к Врасанне на южный берег, Мери воротилась домой. Старуха пришла в себя и несколько уже раз спрашивала про Мери и посылала Лену искать ее.

— Вовремя вздумала пропадать! — произнесла она, когда вошла Мери.

— Я была за горой у Врасанны… ходила к ней за смоквами…

— В доброй час забота о смоквах!.. Сын умер… я лежу мертвая…

— Я не хотела сказать вам… Я проговорилась от радости, что вам лучше; я звала Врасанну помочь вам.

— Дело другое! — сказала старуха, успокоясь. — Придет ли?

— Придет.

— Хоть с нею поделюсь горем!.. Ох! Вот тебе и вся слава!

Умер и конец! Да еще дастся-ли небо за грехи? Угодники, как солнце в лучах, будут сидеть спокойно и творить вечную молитву; а тебе Эол, придется еще поскитаться без души по белому свету!.. Быть бы тебе лучше Христовым воином, чем губить ближних войной!..

Вошла Врасанна. Старуха лет пятидесяти, оракул острова, шаманка, вещунья и утешительница, родильница суеверий и предрассудков, толкователь снов и явлений, прибежище малодушия, словесный шумный водопад. Все речи её начинались с слов: поверишь и вперед! Все окрестные события, домашние происшествия, общие слухи, частные тайны, все было ей известно.

Между тем, как Врасанна утешала отчаяние старухи, Мери ускользнула из комнаты. Сумерки способствовали ей вывести плащ и шапку Эола, и достигнуть незаметно до подземелья.

— Вот все, что нужно для тебя! — сказала она неизвестному. — Чтоб никто не подозревал, что ты не Эол, остается узнать тебе его привычки.

— Постой! Еще успеешь научить меня привычкам злодея! Скажи мне прежде: готова ли ты оставить приют разбойников и спасти добродетель свою от порока?..

Мери посмотрела гордо на неизвестного.

— Спасайся, или надень опять оковы, мне все равно, ты свободен, оставь и меня располагать собою!..

— Я готов идти назад, если ты еще не уверилась в равнодушии к тебе Эола. Я надену опять оковы; но оживи же моего сторожа, несчастная! Ты даешь мне свободу, и запрещаешь знать благодарность и сказать избавительнице моей, что напрасно хочет зажечь она то, что перегорело, как душа бесчувственного злодея?.. Прощай, я иду; иди же и ты назад, заразись преступлениями!.. Убийство твое я принимаю на себя!.. Иди!

— Остановись! — вскричала Мери. Слова неизвестного, произнесенные голосом участия, поразили ее. — Постой! — повторила она. — Зажечь то, что перегорело?… Нет!.. Здесь хочу только дождаться его… хочу простить его, проститься с ним и тогда… О… тогда пусть куда хотят унесут меня морские волны!.. Ты удались отсюда: твое счастие не здесь; не заботься о несчастной Мери!

— Мери, Мери! Наше счастие там, где наше спокойствие.

Я понимаю, знаю обольщения сердца: оно имеет еще надежды, когда желает видеть предметы привязанности своей; но чем будет оно обольщать тебя, если я скажу, что здесь никогда не увидишь ты Эола?

С ужасом взглянула Мери на неизвестного.

— Напрасно поверяешь ты взорами истину слов моих; — продолжал неизвестный, — за твое доброе сердце я не отплачу неблагодарностью; я знаю также любовь, любовь счастливую, и взаимную; зачем же буду я обманывать тебя?.. Мери, ты едешь со мною; ибо от этого зависит и исполнение собственного твоего желания. Повторяю, тебе, как клятву, что здесь ты не встретить уже Эола.

Долго стояла Мери нерешительно, как существо, забытое посреди беспредельных песков степи Аравийской: со всех сторон пустыня сливается с мрачным отдалением и с небом. Наконец, как будто предавшись воле и предчувствию сердца, она произнесла:

— Я еду с тобою; верю словам твоим; ничто не удерживает меня здесь! — и вдруг опять задумалась. — А Лена? Дочь его, которая меня любит… У которой нет матери?

— Возьми ее с собою, — отвечал неизвестный на вопрос, который Мери невольно сделала сама себе.

— Хорошо; иди же в пристань; вот дорога… Я буду вслед за тобою…

Там встретит тебя Исаф, помни: Исаф, главный сторож острова. Эол не любит много говорить; тем для тебя удобнее быть на него похожим. Но, впрочем, и молчание одного редко похоже на, молчание другого. Но время молчания Эола говорят его вспыльчивые, но мрачные взоры. На устах его видна бывает только улыбка презрения; голос его отрывист и резок; походка медленна; всех корабельщиков называет он Ветрами; только те, которых предпочитает он и любит, пользуются его ласками и особенною свободою дружеского обращения с ним. Но на Нимфе Альзаме нет таких, которые были бы близки к Эолу. Иди же в пристань; не забудь имя Исафа; он тебя ожидает, а я пойду за дочерью Эола. Она должна, хотя в последний раз, подобно мне, увидеть отца своего!

Мери скрылась с виду. Неизвестный натянул на себя плащ, надел шапку и пошел по тропинке, ведущей к пристани…

Дорога шла холмами; приближаясь к берегу, поднялась она на возвышенность, с которой открылось все пространство моря и вся равнина Цитерская, ограничиваемая слева волнистым местоположением, покрытым садами и кустарниками, а справа отдельною горою, над которой возвышалась обзорная башня.

Неизвестный остановился. Прекрасная картина весенней светлой ночи, чистый, свежий воздух, одушевили его; он как будто утолял палящую жажду, всматриваясь, то в ясное небо, то в полное светило ночи, плывущее в высоте, то в бледный лик его, отражающийся и рассыпающийся в волнах моря. Перед ним, между скалистыми оградами залива была пристань острова; в ней стоял корабль, с движущимися на нем людьми и мелькающими огнями.

Насмотревшись перед собою, он оглянулся назад; но озаренная луной обзорная башня, как уединенный памятник, пробудила в нем неприятные чувства, и напомнила о заключении, о бедственных днях, которым не видел еще пределов. Отвратив взоры от башни и окинув извивающуюся дорогу к селению острова, в котором сквозь деревья видны были уже огни, неизвестный пошел медленными шагами к набережной.

Приближаясь к ограде, он увидел на каменной площадке, близ схода на воду, сидящего человека, а у лестницы корабельную ладью с несколькими гребцами.

Он мог уже различать голоса и слова.

— Какой попутчик дует в спину!

— Да, не нужно ловить боковых, Нимфа пойдет на одном востоке.

— Не отгадаешь, куда вздумает плыть Эол: может быть придется идти на пролом!