Валентина Журавлева - Янтарная комната

За обедом Альварадо велел Марине встать у него за креслом и наливать ему вино. Принесли кушанья. Марина облокотилась на спинку кресла и смотрела на все с оживленным вниманием. Она попросила себе вина. К концу обеда Марина уже сидела за столом против Педро, как равная, и Педро сам наливал ей вино в кубок.

Так и сейчас. Марина сидела на земле, на охапке свежей травы, и грызла сухари, запивая их вином. Педро Альварадо стоял рядом и подливал ей вина. Оба смеялись. Педро дивился повадкам своей пленницы: она держалась, как знатная сеньорита.

Педро учил ее испанскому языку. «Каравелла»! — говорил он, указывая на ближайшую каравеллу.

— Катлавелла!.. — повторяла Марина своим птичьим голосом и смеялась.

Как все люди из страны Мехико, она не умела произносить звук «р». Вместо «р» она говорила «тл».

— Катлавелла!..

— «Барабан»! — говорил Педро, указывая на барабан.

— «Патлапан»!

— Сеньор! — говорил Педро, указывая на себя.

— Сеньотл!.- повторяла Марина, улыбаясь. — Сеньотл!

Какой-то птичий звук, похожий на «тхтл», переливался у ней в горле. Нет, «р» она никак не могла произнести.

Когда солнце приблизилось к закату и спала дневная жара, Кортес снова велел вывести коней.

— Музыка! — скомандовал он.

Музыкант Ортис выскочил вперед, в черной арагонской повязке до самых бровей, в коротких панталонах и свободной куртке, перехваченной ярко-красным поясом. Ортис поднес к губам трубу.

— Тра-та-ра-та-а!.. — Под музыку кони шли резво и вольно.

Кортес выскочил вперед на своем темно-гнедом великолепном жеребце. Остальные капитаны, вскочив на своих коней, двинулись за ним.

Солдаты, столпившись, глядели на капитанов. Темно-гнедой конь так и играл под Кортесом. Хороша была также вороная кобыла де Леона, — она слушалась легкого движения руки.

Впереди, бросив поводья, скакал Педро Альварадо. Он доскакал до того места, поодаль от воды, где песок уже становился сухим и сыпучим. Здесь коню было трудно, Альварадо повернул назад.

У своего шалаша стояла Марина. Она смотрела на всадников и на коней. В глазах у нее были страх и любопытство.

Альварадо подскакал к шалашу и спрыгнул с коня. Марина попятилась. Альварадо взял ее за руку.

— Хочешь со мной? — он показывал на седло.

Но Марина выдернула руку. Дрожа, она пятилась в глубь шалаша. Она еще очень боялась лошадей.

Альварадо отвел своего коня. Марина снова вышла. Она смотрела на Кортеса.

В седле Кортес казался и выше, и ловчее. У Кортеса было длинное туловище и короткие ноги; потому он выигрывал в росте, когда сидел на коне.

На Кортеса смотрели все. Он скакал к тому месту, где море, размывая песок, врезывалось в берег двумя длинными узкими языками.

Конь легко перескочил через полосу воды. Вторая полоса была шире. Кортес дал коню шпоры. Жеребец перескочил и через вторую промоину. Улыбаясь, Кортес взмахнул рукой своим.

— Браво, дон Фернандо! — Капитаны захлопали в ладоши.

Кортес поскакал назад, мимо шалаша, у которого стояла Марина. Она смотрела на всадника с ужасом и восхищением.

Кортес остановил коня.

— Хочешь, девушка, я прокачу тебя? — сказал Кортес. Марина не успела ни возразить, ни ответить, — сильной рукой он подхватил ее с земли и посадил в седло перед собою.

Девушка замерла; конь нес ее, как ей казалось, высоко над землею; все летело мимо, смешавшись; сердце останавливалось от страха, но сильные руки Кортеса крепко держали ее; она пришла понемногу в себя.

Они летели мимо кустарника, мимо рощи; деревья словно расступались перед ними, воздух свистел в ушах. Нет, хорошо было так лететь, высоко на землею. И чудовище под нею было так послушно!

Осмелев, Марина коснулась рукою одного из поводьев. Кортес показал ей, как повернуть коня. Они поскакали назад.

Все индейские пленницы вышли из своих шалашей. Они с ужасом смотрели на Марину: она не боялась ни белых людей, ни морских чудовищ. Она сама ездила на них!..

Кортес подскакал к шалашу Альварадо. Педро помог Марине сойти. Но она смотрела не на него. Марина смотрела на Кортеса. В глазах у нее были восхищение и покорность.

— Сеньор! — сказала Марина, обращаясь к Кортесу. — Сеньор!..

На этот раз она произнесла испанское слово правильно.

— Эта девушка мне заменит и Мельчорехо, и помешанного Агиляра! — сказал Кортес в тот же вечер старшему Альварадо. — Возьмите себе в пажи, дон Педро, любую из наших пленниц, — Марина нужна мне. Она будет у меня переводчицей.

Педро Альварадо ничего не ответил. Он много пил за ужином и был мрачен, так мрачен, каким его никогда не видели братья.

Еще мрачнее был Ортегилья: он ревновал Кортеса к Марине.

Марина очень быстро поняла, как надо подавать вино и воду, как стелить походную постель сеньору. Она служила ему беспрекословно, точно родилась пажом.

Ортегилья ушел и сел на пороге палатки, обняв пушистую шею Леонсико.

— Сеньор и так со мной неласков, Леонсико! — пожаловался мальчик. — Теперь я ему и вовсе стану не нужен.

Пес сочувственно помахал хвостом.

В палатке отужинали. Паблико видел, как сеньор Кортес усадил Марину за походный столик напротив себя. Начинался урок испанского языка.

— «Палатка»! — сказал Кортес и показал на шелковые стены палатки.

— Палатка! — повторила Марина.

— Стол! — Кортес показал на стол.

— Стол! — повторила Марина.

— «Конь», «Индеец», «Солдат», — учил Кортес Марину. — «Битва». Скажи: «битва», Марина.

Битва! — повторила Марина.

— «Победа»! — учил Кортес. — Это — слово надо знать, Марина. «Победа»!..

— «Победа»! — повторила пленница.

Ночью поднялся ветер, и утром солдаты не узнали берега: песчаные холмы изменили очертания: они точно сдвинулись и поползли под напором северного ветра. Колья шалашей повырывало ветром из земли, пришлось почти все строить заново.

К полудню стали показываться индейцы. Они выходили по двое, по трое из дальнего леска и смотрели издали, как белые люди строят свои временные дома. Потом, осмелев, стали подходить ближе. Держали себя миролюбиво, предлагали маниоку, дыни, маисовые лепешки. Некоторые даже подошли совсем близко и помогли вбивать колья в землю.

Индейцы сообщили, что о приходе белых людей уже знают по всему берегу и что на следующий день к вождю белых прибудет Теухтлитл, здешний правитель, поставленный над ними самим великим Монтесумой.

Наутро палатку Кортеса разубрали флагами, приготовили сласти. Было воскресенье — первый день пасхи. Солдатам дали по неполной кружке вина, на обед наловили с лодок свежей рыбы.

Скоро за ближней рощей показалась длинная процессия. Носильщики несли подарки, впереди под руки вели самого Теухтлитла.