Вячеслав Пальман - За линией Габерландта. Роман

- Кажется, он знает больше, чем сказал нам. Но из него не удалось вытянуть ничего. Замкнут. Или просто побаивается вспоминать те грустные годы.

- Интересно, - задумчиво произнес Зотов. - Мы еще поговорим с ним. Счастливый случай.

Над долиной весело сияло солнце. Тепло. Тихо. Будто и не было злого налета.

- Ну, что вы теперь скажете, Омаров? - произнес комиссар государственной безопасности, закончив свой подробный рассказ о Конахе.

Капитан Омаров сидел на стуле перед комиссаром и растерянно глядел на зеленое сукно стола, на папку, на злополучный листок бумаги - письмо агента Конаху, которое держал сейчас комиссар.

Оправившись от растерянности, Омаров сказал:

- Много странного в этом деле. Если бы Конаха не убили…

- Тогда бы он убил Зубрилина.

- Я понимаю. Я хотел сказать, что тогда бы мы знали, кто этот агент и кто его хозяева.

- Было бы еще лучше, если бы агент пришел к вам и представился: я такой-то, пожалуйста, арестуйте меня. Наши действия, Омаров, никогда не совпадают с действиями врагов, они прямо противоположны. Мы ловим врагов. Они скрываются, путают следы. Это понятно и естественно. Но что вы скажете об этой истории?

- Дайте мне подумать, товарищ комиссар.

- Думайте. Ну, например, о том, что в управлении снабжения действует хорошо организованная шайка врагов. О том, кто ваши близкие друзья. И о том, как вести себя в подобном положении.

- Уж если меня обвинять в отсутствии бдительности…

- Я пока еще не обвиняю вас в этом. Но ведь есть разница в том, чтобы держать на подозрении всех честных людей, и в том, чтобы видеть, чувствовать настоящих врагов.

- Вы о тех агрономах?

- И о тех, конечно. Стрелять из пушек по воробьям, а еще хуже по своим - это не бдительность, а как раз нечто обратное бдительности.

- Бывает, что и ошибешься. - Лицо Омарова покрылось красными пятнами. Его поучали, как школьника. Его, опытного руководителя, военного человека, слово которого для тысяч подчиненных является законом!

- Мы еще не раз и не два вернемся к этому разговору, Омаров. А пока хочу пожелать вам внимательно посмотреть вокруг, оценить свою работу, проверить близких и сослуживцев. И не забывать, что сейчас война: враг не только на фронте, он и здесь.

- Товарищ комиссар, как будто я… Это обидно.

- Если и надо вам обижаться, то только на себя. Допустить, чтобы в управлении безнаказанно орудовали враги… Скажите спасибо, что им не удалось совершить ни одной крупной диверсии. Хотя взрыв парохода и наводит на некие мысли. Кстати, разоблачение Конаха не ваша заслуга. Не будь Зубрилина…

- Надо еще выяснить, что за фигура этот Зубрилин! - вскипел Омаров. - Знаете, прикончить человека и положить вам на стол странную записку - это еще не…

Комиссар встал, и Омарову не осталось ничего другого, как прервать свою обвинительную речь. Откозыряв, он пошел к двери.

Все в нем кипело. Такой смиренный с виду этот Зубрилин, а вот сумел все же подставить ему ножку! Конах… Вот еще штучка. Почему Зубрилин убил его? Защищался? А может, тут другое, может, хотел доказать, что Омаров оберегает врагов, окружил себя врагами? Надо самому разобраться.

Ни с кем не разговаривая и не здороваясь, он прошел в свой кабинет и заперся.

С чего начать контрмеры? Зубрилин прибыл, он рядом, но не приходит, ведет себя так, словно и не заместитель у Омарова. Его надо поставить на место, черт возьми! Да, просто удалить. Удалить! Но как? Снять его он не может. Разве предложить главку, чтобы утвердили Зубрилина на должность директора совхоза в Май-Урье? Он возится с этим совхозом, добивается утверждения, вот и пускай там…

Омаров вызвал начальника планового отдела.

- Слушай, Дымов, - сказал он, - подготовь проект приказа об организации совхоза в Май-Урье. И директором туда Зубрилина.

Дмитрий Степанович сел на краешек стула, записал слова шефа, поднял глаза.

- Ты сказать что-то хочешь? - Омаров нетерпеливо ходил вдоль стола.

- Видите, Кирилл Власович… Если вы лично подготовите такой приказ, то вы и в ответе перед главком. Вдруг не получится совхоза? Прогорим? Знаете что, пусть Зубрилин сам напомнит о совхозе. Потребуйте от него докладную записку. Они с агрономом Руссо инициаторы, пусть они и берут на себя ответственность.

- Голова у тебя, Дымов!.. - Капитан усмехнулся. - Хорошо, скажи от моего имени, чтобы сегодня же…

- Будет сделано, Кирилл Власович. - Дымов помолчал. - У вас неприятности, Кирилл Власович? По лицу видно.

Омаров махнул рукой.

- Все этот Конах. А ты защищал его, Дымов. Кто знал…

- А не считаете ли вы, что история с ним выдумана? Убили невинного человека, а записку подсунули. Вы очень добрый человек, Кирилл Власович, на вас просто нападают, вас свалить хотят, а вы даже не защищаетесь. Обвиняют в том, что врагов прикрываете? Кто обвиняет - они, может быть, и есть настоящие враги. Их за убийство честного человека надо судить, а вы молчите. Они авантюру в Май-Урье с совхозом затеяли, а вы готовы принять все на себя. Обидно за вас, душа болит, когда видишь в сетях честного человека.

Омаров слушал своего плановика с возрастающим интересом. А что, ведь он говорит дело! Преданный работник, он заботится о чести учреждения. Действительно, не заварил ли всю эту кашу Зубрилин, чтобы просто насолить ему, подорвать авторитет Омарова? Обвинить Зубрилина в убийстве? Гм… Но ведь там свидетели, вероятно, были. И тем не менее…

Дымов поднялся, лицо его горело святым негодованием. Так оболгать начальника!

На мгновение в голове капитана мелькнула мысль: а не провоцирует ли его Дымов? Но он тотчас же отогнал ее. Нелепость. Такой преданный службист…

- Ты высказал довольно здравые мысли, Дымов. Я подумаю. Спешить не будем, действовать - так уж наверняка. А сейчас иди. И займись докладной, проектом и вообще… Иди.

Но Дымов не уходил. Омаров вскинул брови.

- Еще что?

- Мне нужны кое-какие документы, Кирилл Власович. Они в сейфе. А ключи…

- Ах да, ключи! - Он было уже полез в карман, но тут же вспомнил лицо комиссара, его слова. - А чего тебе надо, какие документы? Я сам достану.

Дымов едва заметно побледнел.

- Вообще-то не к спеху. Я потом, позже.

В этот день он еще два раза заходил в кабинет Омарова и шарил за книгой. Надежда не оправдалась, ключей не было. Значит, уже не доверяет.

А как же синяя папка?

…В политическом управлении Зубрилину сказали:

- Так вот, о Дымове. Ничего подозрительного. Потомственный служащий. В прошлом он работник аппарата Наркомфина. Одинокий человек. Предложили ехать в трест. Согласился. Выехал в марте 1936 года. Два месяца жил во Владивостоке. Потом приехал сюда пароходом «Кулу». И все. Социальное происхождение и характеристика в порядке.