Карл Май - Том 11. Из Багдада в Стамбул. На Тихом океане: рассказы

Ката, или охранный пояс, играет в кочевой жизни монголов и тибетцев очень важную роль. Длина его приблизительно втрое превосходит ширину, цвет он имеет белый с синеватым оттенком, концы отделаны бахромой, а сам он изготавливается из шелка или подобного шелку материала. Каты бывают разные, в зависимости от состоятельности хозяина, но несомненно одно — каждый должен иметь кату, эту панацею на все случаи жизни. Выражая радость или горе, просьбу или учтивость, и во многих других случаях люди меняются катами или просто предлагают свою. Любой, самый дорогой, подарок теряет без приложения каты всякий смысл.

Итак, мы отправились в путь. Еще в юные годы я очень много читал о Великой Китайской стене, велико же было мое разочарование, когда, достигнув ее на следующий день, увидал лишь кучи мусора с торчащими обломками каменных глыб. Мои спутники пустили коней вскачь и, перебираясь через обломки, ни словом не обмолвились о великом произведении древнего зодчества.

Ближе к вечеру мы догнали большое стадо, хозяин которого был ламой.

— Мен-ду, господин мой лама! — приветствовал его Шангю.

— А-мор, господин мой брат! — ответствовал тот.

— Не угодно ли будет отведать моих угощений и провести ночь здесь?

— Если ты позволишь, мы примем твое предложение с радостью.

— Вы — мои гости!

Затем всеми были выполнены обязательные церемониальные формальности, и мы подошли к стаду.

Оно представляло удивительное зрелище. Меж рогами быков, на спинах лошадей и на хвостах овец укреплены были маленькие ветряные мельницы, на коих была начертана буддийская формула: «Ом мани падме хум» и кои пребывали в постоянном вращении от ветра и движений животных. Такие чукуры, или молитвенные мельницы, весьма распространены в буддийских странах, особенно часто они встречаются на реках и ручьях. Приводимые в движение водой, возносят они денно и нощно молитвы своих создателей. Иногда их укрепляют и на печах, и тогда лопасти вращает нагретый воздух.

Чукуры, укрепленные на животных, должны были охранять их во время стоянки.

Наконец мы расселись вокруг костра, топливом которому служил аргал [74] Аргал (монг.) — сухие экскременты домашних животных (преимущественно овец, коз, лошадей). , и стали пить чай.

Теперь настал черед нашего хозяина расспрашивать нас.

— Откуда идешь ты? — обратился он к Шангю.

— Из Мукдена.

— Очень мудро с твоей стороны, что ты посетил святой город! А куда же ты держишь путь теперь?

— На Богд-уул.

— И эти люди тоже?

— Да.

— В таком случае вам непременно надо повидать великого святого, чьим слугой и шаби я являюсь.

— Ты его шаби?

— Шаби и гонец. Я обошел земли по обе стороны гор, чтобы собрать средства для него и монастыря. Это пятое стадо, собранное мною, и теперь я веду его в Курен, где обменяю животных на золото.

— Кто же получит это золото? — спросил я.

— Святой. Он хранит его в своей Падме, и, как только слитков будет достаточно, начнется строительство монастыря.

— Что это — Падма?

— Его пещера, откуда вот уже тридцать лет он ни разу нам не являлся.

— Ты единственный, кто занимается подобными сборами?

— Нет. Гонцы странствуют везде, во всех землях, где чтят Будду. До начала строительства осталось совсем немного.

— Как далеко отсюда до Богд-уула?

— В три дня вы будете там и, чтя святого, станете его учениками.

— Я уже ученик святого из Курена, — заявил Шангю с гордостью, — я не могу иметь двух учителей!

— Стань же ты его учеником! — обратился сборщик ко мне.

— И у меня уже есть учитель. Он более велик, чем все ваши святые, коим вы молитесь.

— Как зовут его?

— Иисус.

— И-сус? Но я не знаю такого, хотя читал все книги.

— Разве можешь ты сказать, что выпил море, отведав лишь каплю? Миллионы молятся Иисусу, а среди них тысячи писали книги, о которых ты даже не слышал.

Он сделал серьезное лицо:

— Тогда шаби И-суса весьма ученые люди. Как называется монастырь, в котором он живет?

— Он живет в небесах над звездами и здесь, на земле, у него миллионы монастырей и храмов, в которых ему возносят молитвы.

— Это сын небесного господина, — воскликнул Шангю и поделился, причем с великим воодушевлением, тем малым, что он слышал о христианском учении. Остальные слушали с превеликим вниманием, и я в который раз убеждался, что святая миссия среди простодушных монголов снискала поле много благодатнее, нежели среди китайцев.

— Есть ли у вас такая молитва, как наша «Ом мани падме хум»? — спросил меня сборщик.

— У нас много молитв. Если угодно, я могу прочесть одну из нашей Священной книги.

— Прочти.

Я прочел им «Отче наш» и объяснил происхождение этой молитвы. Я рассказывал и рассказывал, а звезды взбирались все выше, костер погас, стало холодно, и наконец забрезжил рассвет.

Тут поднялся лама-хозяин и сказал:

— Ты говоришь языком та-дзе не очень хорошо, но речь из твоих уст течет, как вода в ручье, а религия твоя так же высока, как звезды в небе. Ночь, мною проведенная, была бессонна, но я познал господина небес и земли. Будь в Богд-ууле, пока я не вернусь туда, и тогда я смогу услышать тебя снова и все услышанное записать, чтобы потом поведать о том моим братьям!

Он укрепил на животных мельницы и поднял своих пастухов. При расставании попросил:

— Дай мне слово из своей Священной книги, чтобы душа моя в пути могла радоваться!

— Что ж, слушай: «Бог есть любовь, и кто в любви живет, пребывает тот в Боге, а Бог в нем»!

— Это очень глубокое, прекрасное слово… Дай мне еще одно!

— Бог есть душа, и кто ему молится, должен не в чукур, но в душе и бытии молиться!

— Об этом я особенно должен подумать. Будь счастлив!

Он пришпорил коня. Я знал, что заронил в сердце его искру, которая непременно вспыхнет ярким пламенем.

Чем ближе мы подъезжали к обители святого, тем оживленнее становилось движение. Поминутно, то нам навстречу, то попутно, спешили всадники. Повсюду замечал я «Ом мани падме хум». Видя старания сих несчастных постичь истинного бога, находясь на ложном пути, я понял, что сильнее всего жаждал стать миссионером, и искренне радовался, что за столь короткое время так много говорил с Шангю о религии.

— Разве не слыхал ты, как шаби говорил, что долгое время учениками у великого святого состоят восемь орос? [75] Орос — русский (монг.). Чье же учение истинно? — спрашивал он.

— Этих орос я должен сперва увидеть. Истинный верующий никогда не станет чтить Бокте-ламу.

Шаби действительно рассказывал про русских учеников святого, и мне не терпелось увидеть их. Я не мог представить, что восемь христиан способны избрать такую стезю.

Наконец достигли мы и Богд-уула. Это был отнюдь не самый большой палаточный лагерь. Ни одна палатка не обошлась без чукур, и вся «святая гора», по названию которой именовалась и эта область, была изображена на молитвенных мельницах. Уже издалека я легко узнал и Падму — пещеру, название которой означало «Цветок лотоса».