Карл Май - Том 11. Из Багдада в Стамбул. На Тихом океане: рассказы

— Господин, все это так ужасно, что у меня совершенно пропал аппетит. Я так устал от скачки. Разреши мне пойти спать!

Гулям тоже поднялся.

— Полагаю, что есть ты не можешь не случайно. Кто такое о себе услышит, надолго лишится аппетита.

— О себе? Я тебя не понимаю. Ты что, думаешь, что я действительно тот самый Баруд?

— Я не думаю, а уверен в этом, подлец!

Тот аж подпрыгнул:

— Ты назвал меня подлецом? Не советую тебе повторять это слово, иначе…

— А иначе что? — раздалось рядом с ним.

Это был Исла, подскочивший к Баруду.

— Исла бен Мафлей! — воскликнул тот в ужасе.

— Да, Исла бен Мафлей, который тебя знает и которого ты тоже, пожалуй, ни с кем не спутаешь! Оглянись, тут есть еще кое-кто, кто хотел бы с тобой поговорить.

Он развернулся — перед ним стоял Оско. Миратта понял, что проиграл, если, конечно, ему не удастся бежать.

— Вас привел шайтан. Идите в джехенну!

С этими словами он оттолкнул Ислу и хотел отскочить. Он уже достиг колонн, но Халеф подставил ему ножку, и он свалился. Его тут же связали и перенесли в селамлык.

Этот человек оказался трусом. Когда он понял, что попался, то не предпринял больше попыток освободиться.

— Господин, ты все еще уверен в благочестивости этого человека? — спросил хаджи хозяина. — Он собирался ограбить тебя, а потом бежать.

— Вы правы, — ответил хозяин. — Что с ним будет? Тут Оско простер к нему руку и произнес:

— Он украл у меня дочь, унизил меня, заставил искать ее. Он принадлежит мне, потому что так велят законы Черных гор.

Но тут выступил вперед я.

— Эти законы действуют только в Черногории, а не здесь. Кроме того, их придумал твой предводитель. Вы же обещали мне передать этого человека судье, и я надеюсь, что вы сдержите свое слово!

— Эфенди, судьи в этой стране нам хорошо известны, — произнес черногорец. — Он подкупит их и убежит. Я требую передать его мне!

— А что ты с ним сделаешь, отдай мы его тебе? — поинтересовался хозяин.

Оско дотронулся до кинжала и произнес:

— Он умрет от этого клинка!

— Этого я не могу допустить, ведь он не пролил крови!

— Он в Стамбуле принадлежал к шайке убийц!

— Именно поэтому ты не должен его убивать. А сын его останется безнаказанным? А остальные члены шайки, отзывавшиеся на пароль «наср», тоже уйдут? Он должен жить, чтобы назвать все имена.

— Кто убедит меня в том, что он действительно получит заслуженное наказание?

— Я! Человек, которого зовут Гулям и который не последний среди жителей этого города. Я прямо сейчас пойду к судье и попрошу его заняться этим негодяем и посадить его под стражу. Клянусь Аллахом и Пророком, что он свое получит!

— Так сделай это! — сказал Оско с напором. — Но я прослежу лично, чтобы моя месть осуществилась!

Баруда заперли, и настойчивый Оско остался при нем. Гулям отправился к чиновнику, а мы стали его ждать. Вернувшись, он привел нескольких хавасов, которые и забрали арестованного. Мы с облегчением разошлись на отдых.

Мы решили остаться до оглашения приговора, а за это время осмотреть Адрианополь. Посетили мечети Селима и Myрада, а также турецкую медресе, прошлись по знаменитому базару Али-паши, совершили прогулку по реке Марине, на которой стоит город. К полудню вернулись и получили приглашение от кади. Около девяти часов турецкого времени, а по нашим часам в три пополудни, мы явились к судье.

Слушание было открытым и собрало множество народу. Каждый из нас должен был выступить, а арестованный сидел и слушал. Когда мы все отговорили свое, кади спросил обвиняемого:

— Ты слышал, что сказали эти люди. Это правда?

Тот не ответил. Кади подождал с минуту и продолжал:

— Тебе нечего возразить против показаний этих людей, значит, ты виновен во всем, в чем тебя обвиняют. Поскольку ты являешься членом банды, орудующей в Стамбуле, я должен передать тебя туда. Там же на тебя наложат штраф за похищение девушки; здесь же за попытку совершить преступление тебе нанесут сто ударов по пяткам. Немедленно! — Он кивнул хавасам, стоявшим по обе стороны от арестованного: — Принесите скамеечку и палки!

Они пошли за инструментарием.

Публика, собравшаяся на суд, явно предвкушала редкое удовольствие. Тут возникло некое оживление, не сразу бросившееся в глаза. Сзади к передним рядам медленно пробирался какой-то человек. Мой взгляд упал на него. Он был худым и длинным, одет в национальную одежду болгар, но мне показался не болгарином. Его длинные шея и нос как у птицы, тонкое лицо со свешивающимися усами и в то же время широкая грудь скорее выдавали в нем армянина, нежели уроженца Балкан.

Зачем он пробивался в первые ряды? Было ли ему просто любопытно или он преследовал какие-то особые цели? Я решил на всякий случай незаметно не спускать с него глаз.

Хавасы вернулись. Один нес специальные палки для битья, другой — специальную лавку с ремнями, чтобы привязывать руки и тело наказуемого. А в конце лавки находилось приспособление, фиксирующее ноги, чтобы ступни торчали вверх.

— Снимите с него накидку и обувь! — приказал кади.

Хавасы подошли к нему, намереваясь исполнить приказ, но тут он подал знак, что хочет говорить.

— Стойте! — крикнул он. — Я не позволю себя бить!

Брови судьи сошлись к переносице.

— Не позволишь? Кто может отменить наказание?

— Я сам!

— Собака, как ты разговариваешь со мной! Может, тебе всыпать две сотни палок вместо одной?

— Ни одного удара не будет! Ты многое наговорил здесь, но главное забыл. Или ты уже узнал где-то, кто я?

— В этом нет нужды. Ты убийца и вор. Этого достаточно!

— До настоящего момента я ничего не показывал. И бить меня ты не имеешь права.

— Почему?

— Потому что я не мусульманин, а христианин!

Говоря это, он заметил иностранца, пробирающегося вперед. Тот затаился, не делая ни одного движения, которое могло бы его выдать. Но его мина, поведение, взгляд — все было направлено на то, чтобы придать обвиняемому мужества, поддержать его. По кади было видно, что эти слова произвели на него впечатление.

— Ты гяур? — спросил он. — Может быть, франк?

— Нет, я армянин.

— Значит, подданный падишаха, которому Аллах подарил тысячу жизней? Тогда я тем более могу тебя наказать!

— Ты заблуждаешься, — возразил армянин, пытаясь придать и голосу, и осанке уверенности. — Я не подчиняюсь ни султану, ни патриарху. По рождению я действительно армянин, но считаюсь евангелическим христианином и приставлен переводчиком к английскому консульству. В настоящее время я являюсь британским подданным и предупреждаю об ответственности за скверное обращение с иностранцем!

Кади выглядел явно разочарованным. Он так хотел оказаться полезным столь высоко почитаемому в городе Гуляму — и тут на тебе! Такое выкинул этот армянин…