Саданацу Анда - Связь сердец. Том 1. Случайные люди

Поэтому без намека на колебания он произнес:

– Инаба, все будет хорошо. Я тебя спасу.

Обещать то, что сам не знаешь, способен ли выполнить, может, наверное, только полный дурак? Однако после своего решительного заявления Тайти почувствовал, будто он стал чуточку ближе к правде.

Инаба, неотрывно глядя на Тайти, вдруг сжала кулак. И этим кулаком резко стукнула по стене. Как будто пыталась изувечить собственное тело.

– Ну почему ты говоришь, что все будет в порядке, хотя даже не знаешь ничего, а? Ты просто не можешь меня понять. …Ну ладно, я тебе скажу прямо.

Эти слова Инаба произнесла, буравя Тайти взглядом настолько горячим и пронзительным, что Тайти даже подумал: уж не ненависть ли пропитывает этот взгляд?

Все будет хорошо, сказал Тайти самому себе.

– Я… я вам… просто не могу доверять.

Вот такие неожиданные слова она произнесла.

– Два человека обмениваются собой, иными словами, [тело] и в то же время [общественное положение] одного занимает другой. Ты отдаешь себе отчет, что это значит?

Голос Инабы прозвучал настолько зловеще, что Тайти чуточку занервничал.

– В это время можно совершить любое преступление, что угодно, и вся, абсолютно вся ответственность будет лежать на «истинном владельце тела». Можно сколько угодно переваливать на других ответственность за то, что делаешь сам. Если кто-то хочет кого-то убить, он может убить. Если хочет украсть – может украсть. Если хочет изнасиловать – может изнасиловать.

– Но… это значит, он сделает плохо истинному владельцу тела –

– А на других людей ему плевать, – холодным голосом перебила Инаба. – …Ну, насчет преступления я, возможно, преувеличила, но, если в результате обмена двое оказываются в домах друг друга, они могут свободно обшарить весь дом и найти какие-то секреты, забрать немножко денег, все такое – разве нет?

– Ну да… это все возможно, конечно, но…

– Я все время думаю, не сделаете ли вы что-то подобное, не устроите ли что-нибудь, пока сидите в [моем теле] . Когда я об этом думаю, мне так страшно, что я даже не могу спать ночью.

Да, под глазами у нее виднелись тени, которых прежде не было.

– А больше всего я ненавижу – саму себя. За это свое воображение. Даже думаю, что лучше умереть. Я ведь вас всех считаю своими друзьями. Я отлично понимаю, что вы такого не сделаете. Это… правда. Тебе может показаться, что я сама себе противоречу, но все равно поверь мне. …Хотя это неважно. Так вот, я это все понимаю, но все равно продолжаю крутить в голове все эти «если». Когда после очередного обмена возвращаюсь в себя, всякий раз не могу сдержаться – проверяю, не случилось ли чего. Мне страшно… показывать вам эту уродливую часть самой себя.

Монолог Инабы длился и длился, она словно выплескивала его из себя.

– Я раньше думала, что у всех людей в той или иной степени есть эта черточка. Сколько бы мы ни делали вид, что всем доверяем, в глубине души все равно ведь немного сомневаемся, правда? Но когда начались обмены, я поняла. Вы, ребята, в самом деле доверяете всем, в том числе мне, да? По-моему, вы совершенно не боитесь, да? …Тогда что я такое?

Она не «не верила», она «не могла верить». Хотя «ей верили», хотя она «пыталась верить», но «не могла». Тайти мог только догадываться, как ее это терзало.

– Но, Инаба… даже если все так, мы все равно тебя вовсе не ненавидим.

Да, даже если у Инабы такое в голове, все равно она остается Инабой, и…

– Даже если ты не возненавидишь меня сразу и резко, неужели будешь относиться так же, как раньше?

– Ну…

– Я, по крайней мере, уже не смогу. Я не настолько бесчувственная, чтобы сказать человеку, который мне доверяет, что не могу ему верить, а потом вести себя так, как будто ничего и не было.

Если Инаба сейчас высказала свои истинные мысли, то Тайти и остальные, как бы ни раздумывали, поделать ничего не смогут.

Инаба легонько вдохнула и положила руку на грудь. В следующих ее словах прозвучала решимость.

– Я даже своей семье не доверяю – вообще никому в целом мире . Поэтому все для меня «враги». А вы, ребята, самые главные «враги» среди них всех. Наверное… если бы не моя надменность, вы бы мне доверяли больше, чем кому-либо другому. …Если бы я просто была абсолютно недоверчивой ко всем, возможно, это было бы лучше. Даже если я в определенном смысле не верю людям, это не значит, что я их ненавижу; думаю, я вполне могу веселиться, как все… И вот эта моя половинчатость меня сейчас и грызет все время.

Завершив свой монолог словами «ну вот я и высказалась», Инаба самоуничижительно улыбнулась.

– Тогда… – начал было Тайти, но тут же остановился. Увидев это, Инаба приподняла уголки рта. Это была очень печальная улыбка.

– Чтоб ты знал: ты не придумаешь, как меня спасти, сколько бы ни старался. Потому что я всегда была такой .

И, точно в Инабе что-то странным образом переключилось, она стала лихорадочно выплевывать фразу за фразой:

– У меня нет травмы вроде тех, что у Юи и у Иори. …Персонажи из книжек часто становятся не очень приятными личностями после того, как проживают трудную жизнь, правда? И люди, которые на это смотрят, жалеют их. Но, по-моему, это все равно счастье. Потому что, серьезно, они ведь не без причины такими стали, да? Раз так, их можно спасти. Такая травма – это более-менее ничего; правда, это только книжки. Но как можно помочь тем, у кого такой травмы нет? Единственная причина – человек такой, потому что он таким родился. И значит, спасти его нельзя. Если попытаться выправить то, что в человеке с рождения, он просто перестанет быть самим собой. …И это было бы самым ужасным, тебе не кажется?

Тут Инаба вдруг замахала руками перед лицом со словами «только я не хочу изображать какую-то там героиню трагедии». Потом продолжила прежним тоном:

– Это, конечно, мое личное мнение, но в реальности у большинства людей нет таких четких и драматичных травм, как у книжных персонажей. Конечно, я не могу сказать, что у того, что произошло со мной, совсем не было никаких внешних причин. Однако у большинства людей нет особых шансов, они «такие» чисто потому, что такими родились. В книжках эти причины просто вводят, чтобы их можно было «превозмогать». Но в жизни, в реальности, мне кажется, почти всегда спасения нет, это «истории, которые никогда не станут книжными историями». В нашем мире мало что и мало кого можно спасти. В этом смысле, возможно, и ты, самопожертвовательный олух, безнадежен. Ты ведь тоже всегда был таким , да?

Если следовать теории Инабы, так оно и есть. Те, кто может спасать и кого можно спасать, встречаются редко.