Иван Ле - Кленовый лист

Клепаная арка удержала фашиста на мосту. Но сталь раскрошила неосторожному охраннику спину и голову. Как опустевший мешок, он упал на настил моста, когда машина уже проскочила на мостовую трассы и исчезла...

В полукилометре от моста Маруся свернула с дороги, вскочила в лес, снизила скорость и, привычно маневрируя, углублялась в него, петляла между густыми деревьями, ей трудно было ориентироваться, но чувствовала, что надо держаться примерно одного направления, чтобы не оторваться от магистрали. Машину бросало на ухабах, стволы деревьев обдирали и гнули крылья. А ей некогда было думать о безопасности крыльев. Безопасность детей была для нее главной в этот момент.

Кабина гидросамолета действительно нырнула в пучину океана. Но та пучина оказалась лишь пенным гребнем — остатками океанской волны, которая из последних сил выкатилась на берег.

Если бы не этот гребень, самолет на таком резком переломе руля мог бы не выдержать и взорваться. И люди в нем неизбежно потеряли бы сознание, а может, и не встали бы никогда живыми.

Волна затормозила резкий выход самолета из пике. Правда, самолет совсем вышел из строя. Правое крыло, охваченное пламенем, что в полете грозило взрывом баков с горючим, теперь от удара о волну деформировалось, приплюснулось к кабине, как неоперенное крылышко птенца. Пламя на нем погасило волной.

Левое крыло по страшной инерции оторвалось и упало в океан, а искривившаяся, покосившаяся кабина, рикошетом проскочив гребень волны, перевернулась и упала в воду.

Силой инерции самолет перескочил еще один гребень волны. Но это была последняя сила. Самолет лег в смертельный дрейф, безвольной щепкой закачался на мощных океанских волнах.

Сквозь трещины, которые произошли от первого удара о гребень волны, и верхний люк, где волной была совершенно снесена вся башня, кабину заливало водой.

Только этот факт привел в себя четырех парней-аэронавтов. Они осознали катастрофу и почувствовали, что... еще живы! Пока человек жив, пока бьется в его груди сердце, он защищается, борется. А эти ребята были к тому же еще и советскими пионерами!

Здесь, на погибающем самолете, после смерти чеха — бортмеханика и пилота — посреди океана они вчетвером составляют целый Советский Союз! Ваня Туляков, как старший среди них, понимал, что он отвечает за трех своих друзей. Надднепрянин Роман Гордиенко, Юра Бахтадзе, талантливый «летчик» Олег из Днепродзержинска — все они, как собственное тело, родные ему.

Что могло пообещать им жизнь в открытом океане, где напропалую гуляют раскачанные пенящиеся волны над зеленой толщей мертвой воды?

— Ребята, айда! — властно скомандовал Ваня, будто в гробу, что погружался на дно холодного, не обжитого человеком океана.

Слово «айда» в такой ситуации прозвучало необычно, не так, как воспринималось бы где-то на лугу, в душистых отавах или в родном, вдоль и поперек исхоженном лесу. Оно подстегнуло каждого, как электрическая искра. Даже Олег в пилотском кресле, больно ударившись о руль, подскочил к трапу на башню. Холодная вода лилась сверху, подступала снизу, бурлила вокруг.

Все выскочили наверх, оказались на обломке самолета. Страшная бездна океанской стихии парализовала живущую волю. Под ногами еще была какая-то опора. Она ежесекундно оседала, погружалась.

— Братцы! Как же я... Плывите без меня. Вон туда, видите, где горит самолет...

Трое оглянулись на Романа. Он плохо плавает, почти не умеет. Впереди темнел остров, там догорал сбитый ими «Мессершмитт». Справа поднималось из-за океана коричнево-красное, тлеющее солнце. А безбрежный океан стал зеленым мертвым пространством, покрытым подвижными пенно-белыми волнами. Они бежали от солнца, как будто бежали от его лучей, — ветер гнал их из зеленоватой тугой массы океана.

Ваня понял, что их ждет серьезное испытание, почувствовал на себе ответственность за друзей.

— Айда, Роман. Не бойся! — крикнул Ваня. Он уже вошел в свою роль старшего.

— Я не умею плавать. Да еще и волны какие...

А волна уже вырывала самолет из-под ног. Ваня со всей силы толкнул Романа за волной, мгновение задержался сам и нырнул вслед за ним.

Роман плюхнулся и поплыл, мелко перебирая руками. С обеих сторон его поддерживали Юра и Олег. Ваня знал, что минуту-две парень будет плыть, преодолевая какое-то необъятное бремя собственного тела. Но как ни старался Роман грести ногами и руками, тело его в воде становилось свинцовым и всем весом тянуло на дно.

«Только сейчас погиб... Но ребята плывут!». По-собачьи выгребался-таки на поверхность, отплевывался горкой зеленой водой и снова греб. Он уже хорошо видел впереди зеленые деревья на острове, острые скалы и дым из догорающего самолета. Но никого из товарищей возле себя не замечал. Неужели остался один? Испуганно оглянулся, еле вынырнув из очередного запененного гребня тяжелой волны.

Сбоку не спеша плыл Ваня Туляков.

— Ромка-а! Давай брассом, брассом! — подбадривал он. И вдруг, заметил, что Роман из последних сил барахтается, преодолевая собственный вес и захлебываясь водой.

— Ваня-я!.. Братцы, прощайте...

— Я тебя прошу, дурак! — закричал Ваня. — Хватайся за мои трусы, а одной рукой греби. Да. Отдохни немного, Ромка. Э-эх, ты!

Ване становилось все труднее волочить за собой почти безвольное тело товарища. И сказать об этом не смел. До острова же оставалось еще добрых два-три десятка метров. У берега гребни волн нарастали. Каждый из них, поднимая пловцов в самую высокую точку, окутывал их пеной и снова бросал в глубокую гибкую пропасть.

В одну из тяжелых минут обессиленный Ваня заметил, что Роман вот-вот ухватится за него обеими руками, теряя сознание, подсознательно спасаясь. Оглянулся вокруг. К ним во весь опор подплывали друзья — Юра и Олег.

— Не дрейфь, Ромка! Ложись на наши руки... — предложил Юра, поравнявшись с Туляковым и Романом. С другой стороны был Олег. Взяв друг друга за руки, они сделали мост, поддерживающий Романа под грудь, и поплыли.

— Греби, черт! — крикнул Юра.

Роман будто очнулся, снова начал быстро и беспорядочно грести, со всей силы бултыхая ногами. На такой удобной подпоре ему действительно стало значительно легче плыть.

Ваня почувствовал, что у него потекли слезы от радости, от чувства дружбы и благодарности. Он перевернулся на спину и мгновение отдыхал на волне. Затем несколькими упругими взмахами догнал друзей. Нетрудно было заметить, что Олег греб уже из последних сил.

— Ромка, держись! — снова крикнул Ваня, поравнявшись. — Ну, сам немного. Учись, какого черта! Лучшей школы плавания в жизни не получишь. Пускайте его, ребята, несколько метров осталось...

Роман прекрасно понимал все эти маневры друзей. Не раз молниеносно приходила мысль: «Сами погибнут, спасая меня...» Но был уверен, что верные друзья не оставят его одного в смертельных волнах. И прилагал все силы, временами почти теряя сознание, чтобы все-таки преодолеть колючую смертью щекотку волн.