Евгений Берестов - Караван специального назначения

— Или сгниет на корню, — возразил Насрулла-хан. — Мы рискуем — я хорошо знаю своего племянника. Он спит и видит тот день, когда сможет приступить к своим реформам.

Сановник спокойно выдержал взгляд Насруллы-хана:

— Нужно срочно созвать вождей шинварийских племен. Если мы гарантируем обещанные им привилегии, они пойдут на смерть ради вас. Нужно дать им оружие. Я, — добавил сановник, — уверен в них больше, чем в джелалабадском гарнизоне.

— Шинварийским вождям? — задумчиво повторил Насрулла-хан.

— А почему бы и нет? — удивился сановник. — Что вас смущает?

— Я опасаюсь, они поймут, какая сила у них в руках. Если от их действий будет зависеть, кому править Афганистаном, неизвестно, на чьей стороне они выступят… Боюсь, этот мальчишка и их заразил своими бредовыми идеями.

— Если кто-нибудь из вождей забудет о своем долге, — надменно произнес сановник, — мы найдем способ объяснить другим вождям, что он зарвался и хочет лишить их власти и богатства.

Взгляд Насруллы-хана упал на большой перстень, который он носил на безымянном пальце левой руки.

— У меня потускнела бирюза, — произнес он. — Дурное предзнаменование. Впрочем, — решительно взглянул он на сановника, — мы уже не можем остановиться…

В тот же день Насрулла-хан провозгласил себя эмиром. На следующее утро войска джелалабадского гарнизона приветствовали нового правителя Афганистана. В своем первом фирмане он приказывал Аманулле-хану привести к присяге на верность новому эмиру население столицы, чиновников правительства и войска кабульского гарнизона.

Когда караван прибыл в Мазари-Шариф — город, потонувший в садах и виноградниках, первое, что бросилось в глаза Чучину, — невероятное множество цветов. Цветы были в руках у женщин, гирлянды цветов украшали ворота домов и лотки торговцев на вытянувшемся вдоль улицы базаре.

Появление необычного каравана вызвало оживление. Отовсюду стекался народ, чтобы посмотреть на русских, везущих важный груз для досточтимого эмира. На крышах домов стояли закутанные с головы до ног женщины. Со всех сторон слышались приветствия.

Человек, тянувший за собой на веревке осла с двумя корзинами, полными продолговатых мускусных дынь, остановился и что-то громко кричал. Чучин помахал ему рукой. Человек взял лежавшую на дынях охапку цветов и бросил Ивану, но тут же испуганно отшатнулся, потому что один из сопровождавших караван всадников направил на него своего коня и угрожающе поднял камчу. Пальцы у Чучина сами собой сжались в кулаки.

— Как можно так обращаться с людьми? — возмущенно повернулся он к Камалу.

Тот обменялся парой гортанных фраз с ехавшим рядом офицером охраны, а затем коротко объяснил Чучину:

— Говорят, таков приказ — конвой должен охранять вас от нападений и оскорблений.

Иван взглянул на гвардейца. Высокомерие его напомнило Чучину спесь царских офицеров. Сдернув с головы фуражку с красной звездой, Иван замахал ею в воздухе, приветствуя жителей Мазари-Шарифа — простых афганцев, гостеприимных, как и все простые люди земли.

Отряд проследовал через весь город и остановился в старом караван-сарае. Когда слоны, верблюды, лошади вошли в просторный посыпанный песком двор, ворота немедленно закрыли. Створки ворот скрепили массивной цепью с большим ржавым замком. Перед воротами выставили двух часовых. Они маршировали взад и вперед, перед тем как круто повернуться, с громким стуком ударяли о землю прикладами ружей.

— Охрана надежная, — улыбнулся Камал, поймав взгляд Чучина, придирчиво осматривавшего внутренние строения караван-сарая.

Через весь двор протекал широкий арык, у которого росли старые раскидистые чинары. Небольшую беседку окружало несколько персиковых и абрикосовых деревьев. Всюду было чисто убрано.

Гоппе, Чучину и фельдшеру отряда Фатьме отвели по небольшой комнатушке-худжре. Остальные участники экспедиции разместились по четверо-пятеро.

— Нет, — заглянув в свою комнату, сказал Гоппе, — так дело не пойдет. Мы как баре какие-то жить будем, а остальным ютиться придется. Ты не станешь возражать, — обратился он к Чучину, — если мы с тобой и с Логиновым в одной комнате поселимся? Все-таки ребятам немного легче будет.

— Разумеется, — согласился Чучин, но Камал, которому он сообщил об этом решении, неожиданно горячо запротестовал.

— Нельзя! Вы гости эмира! — пояснил журналист. — Вас встретил министр двора. Вам должны повсюду оказывать почести, как генералам. Гвардейцы именуют вас дженераль-саибами. Таков наш обычай. Если им пренебрежете, обидите всех.

Гоппе молча удалился к себе, видимо, недовольный вмешательством журналиста и не очень убежденный его доводами.

Ушел и Камал. Оставшись один, Чучин оглядел свою комнатушку. Мебели никакой, за исключением железной кровати. На стенах выпуклые рисунки, сделанные алебастром. Потолок пестро раскрашен яркими желтыми и синими красками. На полу — камышовые циновки, а поверх них — полосатый палас. Единственное окно забрано решеткой, поэтому в комнатушке полумрак.

Ивану захотелось полчасика вздремнуть. Но в дверь постучали, и в комнату вошел Гоппе.

— Наконец-то ты один, — облегченно вздохнув, сказал он. — Нам с тобой надо серьезно потолковать. О чем ты с Камалом всю дорогу беседовал?

Чучин недоуменно посмотрел на него.

— Камал очень интересный человек. Он мне многое объяснил. Я ведь почти ничего не знаю об Афганистане, — откровенно признался он.

— Не нравится мне, что ты так быстро нашел себе друга, — строго произнес Гоппе.

— А что ты имеешь против Камала? — удивился Чучин.

— Да разве можно быть таким неосторожным? — возмутился Гоппе. — Первый раз его в глаза видишь, пускаешься во всякие разговоры. Нельзя же доверять каждому, у кого открытое лицо и приятные манеры. Врагов у нас слишком много, да и о Шульце не имеем мы права забывать. Вот Камал в Англии учился, а ведь ты не знаешь, чем он там занимался, с кем общался.

— Я тоже учился в Англии, — с раздражением возразил Чучин. — Что из того?

— Ты — другое дело. Ты кровью свою преданность революции доказал. Тебя мы знаем, а его нет.

— Он — сотрудник Махмуд-бека Тарзи, который выступает за дружбу с Советской Россией, — возразил Иван и взглянул прямо в осуждающие глаза Гоппе.

— Тарзи, Хабибулла, Аманулла, — небрежно махнул рукой Гоппе, — да кто во всей этой лапше разберется? Нас сюда послали не политическую обстановку выяснять, а самолеты в Кабул доставить. И мы обязаны выполнить задание любой ценой. Понимаешь?