Евгений Берестов - Караван специального назначения

Усман-бек не проявил признаков удивления.

— Вы хотите сказать, — спокойно взглянул он на генерала, — что восстание против Амануллы-хана уже подготовлено?

— Пока еще нет, — осекся Энвер-паша, понимая, что сказал лишнее, — но… Если и дальше события будут развиваться так, кто знает, что может случиться…

В дверь осторожно постучали, и на пороге вновь появился секретарь в парадной портупее. Он подошел к Энверу-паше и прошептал ему несколько фраз на ухо.

— Проклятье! — пробормотал генерал, изменившись в лице. Он жестом отпустил секретаря и, повернувшись к Усман-беку, сообщил: — Королевская гвардия арестовала наших людей, которые должны были сжечь русские самолеты. Я не сомневаюсь, что они будут молчать, но время уходит…

— Я думаю, вам следует благодарить за это нашего уважаемого Сейид Алим-хана, — все с тем же невозмутимым видом отреагировал гость. — Он очень обижен тем, что обещанные англичанами деньги и оружие достанутся не ему, и хотел бы пересмотреть ваше соглашение с англичанами с учетом его интересов.

— Паршивый шакал! — взорвался Энвер-паша. — Он всегда загребал жар чужими руками. Даже сейчас, когда мы начинаем священную войну против всех неверных, эта собака думает лишь о своих интересах, хочет урвать кусок пожирнее только себе…

«Убил бы его! — подумал он про себя с яростью. — Подлая, жирная гадина! Если бы не его деньги и люди, если бы! Как они связывают меня с этим подонком! И иного выбора нет!»

Генерал сжал кулаки и в бессильной злобе стукнул по столу так, что стоявшая на краю чашка из тонкого китайского фарфора подпрыгнула и со звоном упала на паркет. Энвер-паша отрешенно посмотрел на осколки, а Усман-бек мягким голосом продолжал:

— Насколько я понял, Сейид Алим-хан готов сам закончить это дело с самолетами, как только получит ваше согласие.

— Я должен подумать, — все еще не отрывая глаз от осколков, обронил Энвер-паша, и по его лицу Усман-бек понял, что приступ ярости прошел и в голове генерала зреет какой-то замысел.

Гость встал и, вежливо поклонившись, направился к выходу.

Когда Усман-бек покинул кабинет, Энвер-паша потребовал вызвать к нему Джаббара. Вскоре прибыл высокий худощавый юноша с вытянутым лицом, большими карими блестящими глазами, черной бородкой и коротко подстриженными усиками.

К генералу вернулись его обычное спокойствие и хладнокровие.

— Джаббар, — сразу приступил он к делу, — вы знаете, что англичане настаивают, чтобы мои люди помешали русскому каравану доставить самолеты в Кабул. Однако у нас есть веские основания не портить отношения с Амануллой-ханом.

Джаббар понимающе кивнул.

— Только что здесь был Усман-бек, — продолжал генерал. — Я попрошу его лично заняться караваном. Но у афганской полиции не должно возникнуть ни малейших подозрений о нашей причастности к операции. Пусть считают, что это целиком и полностью дело рук Сейид Алим-хана.

— Может быть, человека Усман-бека следует устранить сразу после операции? — осторожно спросил Джаббар. — Несчастный случай или еще что-нибудь в этом роде? А когда преступник мертв, то и судить некого.

— Не годится, Джаббар, — возразил Энвер-паша, — Аманулла-хан так этого не оставит. Еще раз повторяю — ваша задача сделать все так, чтобы следы привели к Сейид Алим-хану.

Когда Иван и Аркадий вернулись в караван-сарай, красноармейцы сидели за длинным дощатым столом, накрытым для них под навесом, и уже заканчивали обед.

Повар Валерка с гордым видом давал всем желающим добавки. Лицо его светилось довольством, и, весь его вид словно говорил: «Как ни гордитесь вы вашей восточной кухней, наша русская все же лучше».

— А где Фатьма? Разве она пошла не с вами? — удивленно спросил Чучина Гоппе.

— Нет, — пожал плечами Иван. — Мы только искупались — и сразу обратно.

— Она ушла вслед за вами. Сказала, что догонит, — отодвинув миску, встал Гоппе. — Куда же она запропастилась?

— Придется теперь искать, — раздраженно сказал Чучин, жадно принюхиваясь к запаху жареного мяса. — Ох уж эти женщины — с ними одна морока! Эй, Камал, — заметил он вышедшего во двор журналиста, — помоги нам. Куда-то Фатьма запропастилась…

Поселок был небольшой, но найти в нем Фатьму оказалось делом нелегким. Пустынные улицы. Глухие стены. Непонятно даже, с чего начинать. Но командир королевской гвардии, которого тут же привел Камал, и на этот раз вел себя так же хладнокровно, как обычно. Он быстро разослал своих людей по поселку, и уже через несколько минут с Гоппе, Чучиным и переводчиком они направились к дому, находившемуся всего в сотне метров от караван-сарая.

Офицер громко постучал кулаком в ворота, и из дома выскочил хозяин. Под грозным взглядом офицера он задрожал, пробормотал несколько невнятных фраз и исчез, а через минуту снова появился вместе с Фатьмой и еще каким-то высоким, неряшливо одетым человеком с землистого цвета лицом.

— Пошли отсюда, — хмуро сказал Гоппе, смерив Фатьму испепеляющим взглядом.

Но она уходить не собиралась.

— Там ребенок. Больной. Ему нужна помощь.

— Вот и зайдешь после обеда, — начал терять терпение Чучин, еще не расставшийся с надеждой отведать приготовленной Валеркой телятины. — Пошли, раз командир приказывает…

Фатьма отрицательно покачала головой. Почувствовав назревающую ссору, человек с землистым лицом вышел вперед и, протянув в сторону Фатьмы худую узловатую руку, что-то быстро с жаром заговорил, обращаясь к афганскому офицеру.

— Он уверяет, что она всем принесет несчастье, — переводил Аркадий. — Говорит, только злые колдуньи ходят без чадры, осмеливаются спорить с мужчинами. Болезнь у ребенка пройдет сама, а заговор останется навсегда и погубит весь поселок.

Офицер бросил человеку отрывистую фразу и занес плеть — тот зло сплюнул себе под ноги, но немедленно ретировался. Хозяин с растерянным видом посмотрел ему вслед.

— Кто это? — спросил Гоппе.

— Местный табиб, знахарь то есть, — с раздражением объяснила Фатьма. — Он чуть мальчишку не угробил.

— А что, собственно, произошло? — справился Чучин. — Как ты вообще сюда попала?

— Очень просто, — спокойно ответила Фатьма. — Вышла на улицу — вижу, около этого дома народ толпится. Подошла поближе — этот длинный кругами бегает, подпрыгивает, а на земле мальчишка лежит, аж посинел весь, бедный. Лихорадит его, тошнит. Я посмотрела: все признаки малярии. Но тут этот высокий схватил мальчишку на руки и понес в дом. Я, естественно, за ними — объясняю, что мальчишку в постель положить надо, укутать, а не на улице вокруг него прыгать. От волнения все слова, что знала, из головы вылетели. Пришлось на пальцах объясняться.