Ростислав Самбук - Чемодан пана Воробкевича

Оценил Каленчук и второй маневр Сливинского, когда тот, вопреки всем правилам конспирации, привел преследователей к дому Чмыря и, даже не оглянувшись, исчез за высоким забором. Юхим притаился за углом. Изобразил пьяного, оперся о ствол старого ореха так, чтобы видеть всю улицу. Как и предполагал Сливинский, молодой в светлом костюме замедлил шаги, человек со шрамом догнал его. На ходу обменялись несколькими словами, после чего пожилой быстро свернул на улицу, ведущую в центр. Блондин немного постоял, провожая его взглядом, и принялся слоняться взад–вперед по безлюдному переулку, на который выходил двор Чмыря, — настоящий влюбленный, ждущий девушку.

Каленчук внимательно осмотрелся вокруг. Переулок, куда выходила усадьба Чмыря, малолюден, но все же попадаются одинокие прохожие. И в соседнем дворе какой–то мужчина копается на грядках. Стало быть, надо подождать, когда блондин пройдет дальше в переулок.

Каленчук обогнул дом Чмыря с тыла и вышел в переулок с противоположной стороны. Шел, покачиваясь и спрятав пистолет в рукав. Левой рукой мял папиросу, что–то бормоча себе под нос. Поравнялся с блондином, остановился, вытаращившись на него, как на чудо. Попросил:

— Дай огня… и не ж–жди… не придет…

Покачнулся. Светловолосый полез в карман, Каленчук сделал два быстрых пружинистых шага и как раз в тот момент, когда обе руки блондина были заняты, ударил по голове зажатым в кулаке вальтером. Тот выронил букет, поднял руку, защищаясь. И тогда Каленчук изо всех сил ударил еще рукояткой в висок. Светловолосый даже не крикнул и упал на спину. Каленчук оглянулся — никого. Подхватил тело под мышки, оттащил в бурьян. Выглянул из–за угла. Тот, что возился в огороде, уже ушел, под орехом остановились и разговаривали две женщины с авоськами, навстречу шла какая–то пара. Он перебежал к калитке Чмыря, слегка нажал на щеколду — она открылась. С веранды выглядывал Сливинский в плаще и шляпе. Даже отсюда Каленчук увидел, как вытянулась его самоуверенная физиономия.

Замахал руками: скорее…

Сливинский подхватил большой желтый чемодан, вприпрыжку побежал к выходу. На веранде появилась толстая женщина, что–то крикнула, но пан Модест не оглянулся.

— Быстрее! — бросил Каленчук, и они свернули в переулок, где лежал светловолосый.

Сливинский, увидев неподвижное тело, на миг оглянулся.

— Ловко вы его! — похвалил он.

Каленчук не ответил. Повернули налево, миновали узкую улицу с красивыми кирпичными коттеджами и вышли на Бориславское шоссе. Сливинский хотел остановиться, чтобы дождаться какой–нибудь машины, но Каленчук взял у него чемодан.

— Понесем по очереди, — сказал он тоном, не допускавшим возражений. — Сейчас они будут там. Вызовут проводника с собакой и…

Шли быстро и отмахали немало, когда позади послышался рокот мотора. Догонял пустой «виллис». За рулем — паренек в военной форме. Сливинский замахал обеими руками и чуть не бросился под колеса. Водитель затормозил:

— Куда?

— В Борислав.

— Нет, я через пять километров сверну направо.

Пан Модест пообещал:

— Три сотни…

— Не могу.

— Подбрось тогда до развилки.

— Садитесь.

Каленчук влез на заднее сиденье, а Сливинский сел рядом с водителем. Попытался умаслить:

— А может, подбросишь? Не пожалею четырех сотен. Срочно надо…

Водитель покачал головой:

— Никак не могу.

Позади остались последние домики окраины, выехали на разбитую пыльную дорогу. Начинался молодой лесок. На повороте Каленчук оглянулся: на шоссе никого, впереди тоже. Похлопал водителя по плечу:

— Остановись на минутку…

Тот подрулил к кювету, и тогда Каленчук ударил его рукояткой вальтера по голове. Парень повалился к рулю, и Каленчук ударил его еще раз. Брызнула кровь, Сливинский брезгливо вытер капли с плаща.

— Зачем же? — поморщился. — Он и так уже готов…

Тело оттащили в кусты, а Каленчук сел за руль. Давно не водил машину, думал — отвык. Но «виллис» слушался прекрасно, и он увеличил скорость.

— Сейчас чекисты перекроют все дороги, — сказал таким тоном, будто сам работал в госбезопасности, — и начнут обыски в окружающих селах. Нам терять нечего. Заедем за ребятами и будем прорываться. Придется пробиваться через Дрогобыч.

— Из Дрогобыча на Самборское шоссе, — определил пан Модест. — Но ведь там же КП…

— Примем бой!

Сливинский зябко передернул плечами и ничего не ответил. Уже въехали в село. На «виллис» никто, кроме мальчишек, не обратил внимания — военные машины тут ходили часто. Юхим сразу же за околицей направился к речке, остановился в лозняке и огородами пробрался к усадьбе Демчуков — не хотел, чтобы какое–нибудь подозрение пало на сестру. С ней даже не попрощался — Марта ушла в сельпо, — сунул Юрку пачку денег и побежал за Стецкивом и Дудинцом, не оглядываясь и не слушая, что кричал вслед Демчук.

На Дрогобыч выехали грунтовой дорогой — славная машина «виллис», прошла везде, а ведь пришлось в нескольких местах переваливать через канавы, ехать напрямик через поле. Оружие спрятали под сиденье и в город на покрытой пылью машине въехали обыкновенными пассажирами.

Перед КП начиналась ровная мостовая, Каленчук нажал на акселератор и выскочил напрямую со скоростью восемьдесят километров. У КП стоял грузовик, двое автоинспекторов разговаривали с шофером, у будки сидел солдат с автоматом. Один из автоинспекторов махнул им издали рукой, приказывая остановиться, но Каленчук не сбавил скорости. На КП сразу все поняли: солдат поднял автомат, а инспекторы, как по команде, схватились за пистолеты. Стецкив, сидевший спереди, резанул по солдату не целясь, просто дал длинную очередь. Солдат упал на бок, выронив автомат.

— По мотоциклу бей, по мотоциклу! — бешено заорал Каленчук, увидев у стенки будки машину инспекторов.

По мотоциклу застрочил Дудинец. Стецкив, повернувшись направо, вел огонь по автоинспекторам. Они бросились за грузовик и, когда «виллис» пронесся, успели выстрелить. Стецкив нагнулся и уронил автомат. Голова перевесила, упал, ударившись о мостовую. Ногой зацепился за сиденье, машина протащила его по шоссе. Сливинский видел, как голова Стецкива подскакивала на выбоинах. Потом тело отцепилось и осталось посреди дороги, как крест, с раскинутыми руками.

— Если мотоцикл не вывели из строя, сейчас они будут нас преследовать, — сказал Каленчук. Не снижая скорости, вытащил из–под сиденья свой автомат, подал Сливинскому: — Будете отстреливаться.

Пан Модест взял. Должен был взять, потому что не имел другого выхода. Вообще, вся эта катавасия не нравилась ему. Не любил шума и убийств — ведь это всегда неопровержимое доказательство, а чем меньше улик, тем лучше.