Ольга Ярмакова - Все начинается утром

– Она в коме? Это надолго? – перебил Ребекку Брайт отец семейства.

– Да, это кома. Вы должны понимать, травма очень серьезная, пациентку доставили уже в таком состоянии, мы сделали все возможное.

– Но, доктор, вы уверены, что больше ничего нельзя сделать?! – мужчина прижал заплакавшую и уже не сдерживавшую эмоций жену, вторая дочь стояла рядом, бледная, глаза влажные, нижняя губа искусана до крови и руки нервно теребили сумочку.

– Здесь время нужно. Может неделя, месяц, а может полгода. – спокойно продолжала врач. – Кто знает, мозг – самая таинственная часть человеческого организма. Приходите к ней и разговаривайте. Пациентка должна вас слушать. Чаще всего выздоровление происходит на восприятие голоса близкого человека. Но верных рецептов нет. Вам нужно запастись терпением и надеждой. Не отчаивайтесь. Если эта девушка выжила в такой ужасной аварии, то она очень сильная и обязательно вернется к вам. Вопрос во времени.

Навестить пациентку разрешили только одному из родственников и всего на несколько минут. В палату тихо вошла мама больной, быстро утирая ладонями влажные следы на лице. Дочь не должна видеть ее такой слабой в данный момент, мать всегда для ребенка остается сильной, чтобы не происходило.

Ее дочурка, малышка Эли, лежала на больничной койке, в специальной накидке укрытая простыней до груди; руки, испещренные красновато-лиловыми ссадинами и утыканные электродами и трубками, по которым перегонялось лекарство из капельниц, безжизненными плетями покоились поверх белоснежной простыни. Неестественная бледность лица, синяки с кровоподтеками и рассеченная верхняя губа добавляли в общую картину дополнительное ощущение отсутствия жизни в столь хрупком теле. Лишь аппарат, от которого теперь всецело зависела жизнь девушки, тихо подавал звуковые сигналы, а на мониторе стабильно пробегала кривая линия, сердце работало без сбоев.

Луиза Киндмонд подошла к дочери, остановилась в нерешительности и зажала рукой рот, из которого уже готовы были вновь вырваться рыдания. Слезы вновь подступили к глазам, и в носу защипало, но женщина усилием воли справилась с нахлынувшим отчаянием и зашептала, стараясь придать голосу нужное сейчас спокойствие и силу.

– Доченька, малышка моя. Как же так произошло? Почему именно с тобой, моя Эли? Если ты меня слышишь, а я надеюсь, что слышишь, пожалуйста, вернись ко мне моя дочурка. Как я без тебя буду? Как мы все без тебя будем? Доктор сказал, что шанс есть на выздоровление. Слышишь, есть! Не покидай меня, папу и сестру. Они так переживают за тебя! Ты нам всем очень-очень нужна, дорогая. Пожалуйста, услышь меня, солнышко, – мама осторожно коснулась пальцев правой руки дочери и очень нежно их погладила. – Я буду приходить к тебе каждый день, моя милая. Мы все будем приходить. Мы будем ждать твоего возвращения и выздоровления. Я люблю тебя, доченька.

Мать медленно наклонилась над лицом дочери и задержала взгляд на любимых и родных чертах. Вздохнув, она осторожно коснулась губами бледного лба, и резко отстранившись, быстро вышла из палаты, не оборачиваясь.

Все страдания, слезы и горе остались за белой больничной дверью, а в тишине лежала девушка, которая в действительности не слышала тех слов, что ей говорила мама. Потому что Элен Киндмонд не было в палате. Ее, собственно говоря, и в теле уже не было. Девушка спала. Но сны, которые она видела, уводили ее все дальше от ее мира, от семьи и от тела.

О, месяц ясноликий,

Плывущий в небесах,

Ты светишь очень ярко,

Ты спишь в моих глазах.

Ты освещаешь душу,

Заблудшую в пути.

Своим небесным светом

Ты можешь все спасти.

Счастливый милый месяц!

Пожалуйста, скажи,

Когда придет то время

И буду я в пути?

Когда найду дорогу

К туманам и снегам,

Пустыням и верховьям

И к свергнутым царям.

О милый, милый месяц!

Молю тебя скажи,

Открой мне жизни тайну

И душу наслади.

Я мучаюсь томленьем

И жду, что скажешь ты,

Надеюсь, ты откроешь

Мне вечные мечты.

Но ты молчишь, не скажешь

И не раскроешь мне

На вечные вопросы

Ответ о бытие.

Окинешь взором, молча

Ты Землю, Солнце – Мир

И мило улыбнешься

На мой немой призыв.

Я знаю, милый месяц,

Что любишь ты меня,

Но тайн ты не раскроешь,

За что люблю тебя.

ПОДЛУННЫЙ ЛЕС

В палате интенсивной терапии у постели недвижно лежавшей с закрытыми глазами пациентки, сидела девушка, с опухшими от слез глазами. Склонив голову, она нежно держала в своих пальцах безжизненную бледную ладонь той, что «спала». Посетительница тихим, но бодрым голосом разговаривала с лежавшей и не реагирующей на ее слова пациенткой, время от времени, прикладывая ее ладонь к своей щеке и губам и, в немой надежде взывала к «спавшей» подруге.

– Привет, сестренка. Как ты? Долго спишь. Тебя Кэрри заждался дома, тоскует, кричит, трясет клетку и требует свою любимую хозяйку домой. Папа очень переживает, весь в себя ушел, стал вспоминать, какой ты была в детстве проказницей. И мама себе места не находит. Скучно без тебя дома, Эл, очень скучно…. Мне не с кем на роликах гонять в парке. Эй, напарник, ты мне нужен, слышишь?.. Тут заходили твои друзья, Рэйч и Рут с Билом и скромнягой Шоном. Хотят к тебе заглянуть в самое ближайшее время. Кстати, не знаю, догадываешься ты или нет, но я, просто уверена, что Шон по уши в тебя влюблен. Он засыпал меня вопросами о тебе, больше всех переживает. Хороший малый, когда проснешься, не спи дальше, а бери инициативу в свои руки, парень то стеснительный жутко. Про университет не беспокойся, там все уладили. Да и каникулы уже скоро, оторвемся на них, сестренка, как думаешь? Конечно, оторвемся. Эл, у нас столько планов, помнишь, про поездку на озеро? Мы же ее всю зиму планировали, я знаю, что ты ни за что не пропустишь ее, я на тебя рассчитываю, подруга…

Худенькая фигурка прорисовывалась под больничным одеялом. Трубки капельницы и аппарата жизнеобеспечения обвили гибкими змеями тонкие, покрытые синяками и ссадинами, руки. Голова неподвижно лежала на плоской подушке, подчиняясь глубокому сну разума. Лицо, обращенное к потолку, обрамлялось стекавшими вниз по подушке, словно масляными мазками по холсту, длинными волосами каштанового цвета. «Спящую красавицу» можно было признать миловидной из-за утонченных черт: плавной линии бровей; прямого, даже чуть острого носа; тонких, но изящного контура алеющих губ и узкого с мягкой впадинкой подбородка, с окаймлением четко выступающих скул. Лишь глаза были закрыты и недоступны обзору окружающих. Девушка, сидевшая рядом, знала, что у сестры глаза были серого цвета с необычным оттенком, который был сравним лишь с лесным камнем, который, в прохладной тени мхом бархатным обрастает, как мантией. Но, то был взгляд художника, для остальных же глаза ее младшей сестренки всегда были обычными серыми с теплой ноткой внутри.