Ольга Ярмакова - Все начинается утром

Посетительница вдруг улыбнулась, лицо ее преобразилось и просветлело, а глаза затуманились. Тишину палаты нарушил легкий девичий смех, добрый и по-своему неожиданный.

– Эл, а помнишь, когда мы были маленькими, нам родители не разрешали смотреть ужастики по телевизору, якобы кошмары будут сниться и все-такое. А мы с тобой нагляделись зимой в выходные фильмов о мумиях, помнишь, а когда на другой день возвращались домой от моей подружки Лизы поздно вечером, то шарахались от каждой тени, вот умора была. Ты тогда уже была храбрее меня, сестренка. Я помню, подобрала ты под каким-то деревом увесистую палку и всю дорогу держала ее на изготовке, готовая к обороне, а я прижималась к тебе. Тогда вроде только семь лет тебе исполнилось, но ты такая смелая и шустрая была! Да впрочем, Эл, ты такой родилась – маленькая сильная и смелая. Моя любимая сестренка, мой маленький воин. Это не с меня, а с тебя пример нужно брать, хоть ты и младшая. А сколько мы с тобой натворили дел вместе в детстве! Инициатором была ты, и всегда было так весело. Бедные мама и папа. Сколько нервов они потеряли из-за наших проделок. Без смеха не вспомнишь. Слышишь, Эл, просыпайся, пожалуйста. Ты мне нужна. Очень-очень….

***

Сначала вокруг все было серым, вернее бы было сказать дымчатым. Элен брела в густом смоге не весть взявшимся откуда-то. Туман был таким плотным, что ощущался физически – он забивался в глаза, нос, лез в уши, казалось, что еще немного и туман вберет в себя девушку, и она растворится в нем без остатка. И когда паника уже начала подбираться к ней хищной кошкой и готова была вцепиться в легкие, лишая драгоценного воздуха, туман начал рассеиваться и редеть.

Как ведут себя люди, когда попадают в сложную и пугающую их ситуацию? Кричат и зовут о помощи или молчат и пытаются выпутаться самостоятельно из сложившегося выхода. Элен Киндмонд относилась ко второй категории людей, она считала глупым, вопить что есть мочи, и призывать невесть кого. Просто глупо и нелепо и не по ней это. Нет, сама она бы откликнулась с готовностью тому, чей голос ее позвал бы, но сама, считала она, должна действовать самостоятельно и обязательно молча, ведь иногда только так можно пройти мимо монстра и остаться незамеченным им.

Но вместо ожидаемого света Элен вступила во тьму. Тьму лесную. Девушка шла вслепую, ступая по неровной покрытой сухими веточками и листьями земле. Выставляя впереди себя руки, она натыкалась на густые кустарники и стволы высоких деревьев. В лесу стояла подозрительная тишина. Ни сверчков, ни сов, ничего не слышно. Только шаги девушки отдавали хрустом раздавленных сухих веток. Элен не испытывала страха или тревоги, она шла в каком-то полу осознанном состоянии и даже не представляла куда именно идет и зачем. Ее глаза постепенно привыкли к темноте и стали различать стволы деревьев и кустарники, меж которыми она плутала. Поэтому она уже могла идти быстрее и действовать увереннее. Девушка не знала сколько прошло времени с того момента, как она вышла из тумана, да ее это не особо и волновало. Но не долго.

Нога запнулась за спрятавшуюся в листве корягу, и путница упала наземь, растянувшись во всю длину и лишь чудом успев укрыть лицо от болезненного удара. В нос ударил терпкий и влажный запах прелой листвы вперемешку с жирной и вязкой землей, оставившей на ладонях и одежде въедливые отметины.

– Что это на мне? – Элен недоуменно ощупывала края длинного и пышного одеяния, сидя поверх смутно видневшихся листьев и не заботясь о чистоте. – Где я?! Как я здесь оказалась?

Голос ее потонул в нараставшем изнутри страхе, новом ужасе, которому не было логического обоснования и, как она понимала, не будет. «Бежать!» – вот, что ее начало поглощать и попыталось кинуть невесть куда во тьму, где она бы точно свернула бы себе шею, но что-то изнутри ее сковало до сильнейшего оцепенения и холодный здравый рассудок постепенно начал вытеснять метавшуюся во все стороны панику. Это давалось не так просто и легко, сердце бешеными толчками прогоняло кровь, заряженную слоновьей дозой адреналина, и в какой-то момент девушке стало трудно дышать, казалось, что грудь разорвет боль, с каждым вдохом тисками сжимавшая легкие все сильнее.

Глаза мокрые и на выкате от ужаса и отчаяния, а больше от непонимания и губы, беззвучно взывавшие к тишине, выдыхали одно лишь слово белесой струйкой пара: «Мама».

Элен попыталась призвать на помощь память, чтобы логически связать свое пребывание в лесу да еще ночью и одной в нелепом на ее взгляд наряде. Кофта, джинсы да кроссовки – вот что нужно тому, кто заблудился в лесу.

Но все ее старания натыкались на стену, барьер из черноты и безмолвия – ни проблеска, ни единого звука, ни единого воспоминания, ничего. Нет, конечно, она помнила, кто она и всю свою предыдущую жизнь помнила, но до вчерашнего вечера, когда преспокойно легла спать в предвкушении следующего дня. А потом сплошная пустота, провал. Будто кто-то стер важный кусочек ее жизнь, как кнопкой на магнитофоне запись с пленки.

Страх и замешательство сменили досада и бешенство от бессильных попыток пробиться в прошлые воспоминания. И еще это платье! Она точно помнила, что у нее никогда не было такого наряда в гардеробе. Ни у нее, ни у сестры и тем более у мамы. Да и у подруг был совсем иной вкус на женские платья. А это было чересчур помпезным, длинным и неудобным, даже вычурным каким-то. Но в темноте многого не разглядишь, да и сидя на одном месте много не сделаешь, надо было идти куда-нибудь.

Сделав несколько шагов в выбранном наугад направлении, она почувствовала тупую боль в лодыжке той ноги, которой зацепилась за корягу. Ступать теперь она могла крайне осторожно, ибо пострадавшая нога при каждом шаге отдавала болезненным покалыванием.

Идти было неудобно, не то слово, приходилось балансировать на здоровой ноге, прихрамывая на поврежденную, и стараться не запутаться в тяжелом и длинном подоле платья, которое было непомерно длинным и волочилось шлейфом, цепляясь за кусты и корни деревьев. Вдобавок ко всему девушка начала замерзать, так как верх наряда представлял собой открытый топ без лямок, а посему плечи, декольте и руки были обнажены и открыты ночному прохладному воздуху.

Ёжась и растирая попеременно плечи, Элен брела в неведомом направлении, а в голове всплывали картины ее ушедшего детства. Вот ей три годика и они всей семьей прогуливаются воскресным днем по городскому парку. На улице июнь, солнечно и даже припекает, но они этого не замечают, им весело и они счастливы. Папа купил всем по «мороженке» и успел испачкать мамин нос, поднеся слишком близко рожок к ее лицу. Но она не рассердилась, а наоборот, рассмеялась, и заговорщицки подмигнув Элен и ее старшей сестренке Олиф, с невинным лицом приблизилась к провинившемуся папе и отомстила, метко обмакнув его кончик носа в свой рожок мороженного. Что тут началось! Родители смеялись и резвились, словно дети, пытаясь, как можно больше перепачкать друг дружку холодной сладостью, а девочки, глядя на проделки взрослых и заразившись их игривостью, стали мазюкать друг дружку, смеясь и получая удовольствие не меньшее, чем папа с мамой. А закончилась эта баталия всеобщими объятиями и поцелуем родителей. Элен до сих пор помнила, с какой нежностью папа смотрел на перепачканное мамино лицо и как светились мамины глаза в ответ. В тот день всей семье пришлось раньше положенного времени принять водные процедуры и устроить стирку «замороженных» вещей, как прозвал их после шутливой баталии отец, но впервые это было похоже на маленький праздник.