Ольга Ярмакова - Все начинается утром

– Ты, это из-за тебя погиб мой друг! Ты должен был умереть, а не он!

У Моргана от неожиданности подкосились ноги, и он упал на колени вперед, пустыми глазами без страха он смотрел в дуло оружия. Неожиданно лис подбежал к Артуру, оперся обеими передними лапками юноше в ноги, вставая на задние и заскулил. Пистолет тут же уперся в маленькую рыжую голову.

– Нет! Пожалуйста, не убивай его! Убей меня, но не его! Он мой друг, он все, что осталось у меня. Пускай он живет, умоляю!– Морган на коленях подполз к Артуру и ухватился за штанину джинсов, моля расширенными от ужаса глазами. – Убей меня, прошу, только его не трогай. Он же не причем, ты знаешь это!

– Арти, не надо, ты же знаешь, что они невиновны. – Элен выставила руки вперед, призывая остановиться.

А Расти продолжал скулить и взывать тоскливым взглядом. Артур опустил пистолет, отшатнулся от человека, стоявшего на четвереньках и зверька, готовых пожертвовать жизнями друг ради друга. Морган прижался к теплому пушистому боку друга, обнимая и прикрывая спиной на всякий случай, а лис, видя, что опасность миновала, стал вылизывать соленое лицо хозяина.

– Прости, простите меня. Как я мог? – Артур не знал куда себя деть от нахлынувшего стыда и ужаса содеянного.

– Все в порядке, Арти, все хорошо. Ничего страшного. Ты же никому не навредил. – Попыталась успокоить его Элен.

– Но я смог!

Элен приблизилась к нему и прижалась, обнимая руками его длинную худую спину, Артур затих, но осторожно накрыл ладонями плечи девушки.

– Ты хороший человек, Арти, добрый. Ты должен позаботиться о Моргане. У мальчика больше никого нет, кроме его верного лиса и тебя. Ты же прекрасно понимаешь, что ему нужна семья. Будь ему старшим братом, наставником. Мэрилин что-то в нем разглядела важное, раз хотела связать свое будущее с ним. И ты должен это увидеть.

Вместо ответа юноша нежно взял ее лицо в свои ладони и, наклонившись, поцеловал в губы.

– Элен, останься, прошу. Не уходи, я чувствую твое прощание в словах. Ты нужна мне. – Хриплым голосом промолвил Артур.

Элен в смущении от поцелуя, от непонятной разлившейся радости по всему телу и чувству запрета отшатнулась:

– Нет, я не могу остаться. Мне нельзя. Невинная душа заплатила уже за мое упрямство и вина на мне лежит. Я не хочу, чтобы и с тобой, Арти, что-то плохое случилось!

– О чем ты говоришь? Я не понимаю. – Юноша потянулся снова к девушке, но та сделала шаг назад. – Я тебе противен?

Сверху, за пределами люка, тихо зашелестел голос, призывая и настаивая.

– Нет. Не в этом дело, Арти. Совсем не в этом. Просто мое время закончилось в твоем мире. Прошу тебя, не бросай Моргана, оберегай его, найди Элейну с Галахадом и дай имя будущему городу. – Элен нежно прикоснулась к гладкой щеке Артура, и, вглядываясь в глаза цвета неба, постаралась запечатать в памяти образ человека, которого она сейчас покидала с разрывавшимся сердцем.

– Нет, не уходи, прошу, останься… – Элен стремительно прижалась к юноше и сама отчаянно поцеловала его.

Нехотя она высвободилась и подошла к лестнице, по которой совсем недавно спускалась на дно туннеля.

– У вас все будет хорошо, друзья мои. Морган, была рада знакомству с таким мужественным и отважным парнишкой, как ты. Береги своего лиса и не обижайся на Артура, он не со зла. Помоги Мэрилин в создании города, я знаю, что вместе у вас все получиться. Артур, ты мужественный и благородный воин, таких, как ты, наверное, нет и не будет, и я бескрайне рада, что судьба подарила мне такой шанс – знакомство с тобой. У тебя все впереди. Прощайте, друзья!

Девушка медленно стала подниматься по лестнице к люку, за которым взывал к ней голос. С невероятным усилием она давила подступавшие к горлу слезы и сдвинув крышку, в последний раз посмотрела на тех, кто остался позади. Морган помахал рукой и улыбнулся, Расти высунул язык и вилял пушистым хвостиком, а Артур…. Артур подошел к лестнице и, запрокинув голову вверх, крикнул:

– Я знаю, какое имя дать городу, мой ангел! Будь спокойна и счастлива, Элен!

Печальные глаза цвета неба растаяли вместе с голосом, когда девушка сделала еще один шаг.

***

– Ну что, Тамара, ты живая? Что-то видок у тебя потрепанный, словно не пациентов, а тебя автобус переехал. Подруга, что не так с тобой?

– Ты умолкнешь когда-нибудь, болтун ты этакий! Уильям – чертов сын! Договоришься до того, что язык проговоришь весь.

– Ну чего ты? Я ж по-дружески, переживаю.

– Знаю я твое «по-дружески».

– Так чего случилось. Снова коматозная напрягает?

– Не по себе мне с ней. Странная она какая-то, сейчас зашла к ней, вроде все как обычно, лежит себе. Ан нет! Присмотрелась, а у нее по щекам слезы стекают! Натуральные такие слезы. И лицо немного другое, ну, будто его тень накрыла. Не могу это объяснить, я скорее это почувствовала. Аж мурашки по всему телу пробежали. Что-то не то с ней.

– Да ну, брось. Это все твои цыганские штучки. Суеверие. Ты же в больнице работаешь и видишь такое сплошь и рядом. Привыкнуть уже должна была.

– Нет. Это точно что-то другое. Да я и не собираюсь тебе что-то доказывать, оболтус. Ты не поймешь.

– Ну, куда уж мне до тебя, великая гадалка Тамара.

– Вот ведь болтун!

Ночью проснусь и не спится мне долго,

Тревогой и тайной пропитано всё.

Голос чужой и родной очень горько

Зовёт моё имя и молит его.

И молит меня навестить его душу,

Согреть, убаюкать, тоску отвести.

И светом любви все грехи загнать в лужу,

Роднее меня ему жизнь не найти.

ФЕРМА

Она сидела в густой мягкой траве, ласково касавшейся ее тела, успокаивающей, вводившей в легкий транс своим нежным шелестом. Элен все еще смотрела на искореженный кусок земли, в который пару минут назад впивались ее пальцы, невольные заложники взбешенного разума, не верившего, что путь назад отрезан и утерян навсегда человек, затронувший ее сердце до самого нутра. Туннельный люк исчез сразу, как только обе ноги коснулись земли, его место стерла все та же трава, струившаяся волнами под напором теплого ветерка. Сжавшись в комочек и уткнувшись подбородком в коленки, она без сожаления растирала ободранные пальцы с обломанными ногтями и забившейся под них земляной грязью. Ей было наплевать на всё: на себя, на миры (пускай катятся к чертям!), на голос, его она проклинала еще больше. Лицо покраснело от соленых дорожек и припухло, а она все так сидела и, тупо уставившись на раскуроченный кусочек земли, нервно терла пальцы, словно хотела стереть с налипшей на них грязью и память. «Сколько ж я еще смогу вытерпеть? Сколько можно плакать? Скоро будет нечем… сил нет… совсем нет… на исходе».

Элен впала в легкое забытье, почти перешедшее в сон, когда ее пробудил яркий всполох в предрассветных сумерках зачинавшегося дня. Трава словно ожила, трепеща сильнее и расходясь крупными волнами во все стороны, воздух наполнился чудесным неповторимым ароматом рассвета и звенел трелями малых птах, порхавших среди зелени. Девушка почувствовала едва уловимое скользящее прикосновение к щеке, и ей почудился знакомый голос: