Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

— Это же просто. Принцы — мужья царевен, носят их имя. Царевичи — мужья царисс.

Маленькая всадница напоминала сестру только обводами лица и цветом глаз, в остальном являясь полной противоположностью. Вместо угрюмой силы — лучащийся фонтан энергии. Вместо плотной приземистости — хрупкое воздушное изящество. Лицо сияло, глаза искрились и жили собственной жизнью: счастливой, безоблачной и независимой от окружающей суеты. Как и прочие, Зарина тоже носила бронзовые латы поверх одежды из ткани. Среди остальных мы с Томой в своих обвисших халатах на голое тело, штанах без белья и тапочках без задников выглядели придурками. Кто же путешествует конным в таком виде?!

Ответ: мы. Утешало, что не по своей воле.

— Чем царевна отличается от цариссы? — продолжил я экскурс в неведомое.

Давно догадался, но нужно подтвердить.

— Царевны, — разжевала Зарина как маленькому, — дочки царисс.

— Почему у всех не одна фамилия? Семья-то одна.

Зарина поразилась моей глупости.

— Давай еще раз, — сказала она. — Смотри. Мужья царисс — царевичи, мужья царевен — принцы. Само собой, второе имя получают по имени собственницы.

Вот оно как. Шикарная формулировка.

— А остальные? — присовокупил я. — Войники, бойники, кто тут еще есть?

— По тому, кому служат.

Логично. Про царевичей и принцев можно было в отдельный вопрос не выделять.

Дорога частично состояла из вбитых в землю камней. Не булыжная мостовая, но и не грунтовка. Нечто среднее.

— Что разглядываешь? — всполошилась Зарина. — Следы?

— Камни.

Ее взор поскучнел.

— Обычные камни, потому что до гор недалеко. Для усиления дорожного полотна.

— Как они называются?

— Камни? Не знаю. Мама знает. Я их называю маленькие и большие. — Она засмеялась своей шутке.

— Я про горы, — подсказал я.

— Горы? Смешно. — Лучистая улыбка погасла. — Они так и называются: Горы. Остались сзади, а с обеих сторон от них — Большая вода.

— Море?!

— Море?! — радостно подхватила Тома, восприняв единственное слово из разговора. — Где море?

— Что такое море? — серьезно поинтересовалась девочка, уверенно правя своим большим конем.

Настал наш черед поскучнеть. Прижавшаяся сзади Тома снова ушла в собственные мысли. Объяснять пришлось мне:

— Это когда много соленой воды. Очень много.

— Соленой? Фу. Как ее пить?

— Ее не пьют, — продолжил я информационный ликбез. — В ней плавают.

— Как это?

Приехали. Не знает, что значит плавать?

— Вы не плаваете? Но ведь купаетесь?

Зарина воспрянула:

— Еще бы! У нас везде озера и пруды. С гор даже речки спускаются, но их сразу по полям разводят.

— Ну и? — подтолкнул я к очевидному. — Что вы в них делаете?

Оказавшись в своей тарелке, Зарина радостно перечислила:

— Играем в догонялки, брызгаемся, прыгаем, ныряем, бегаем, толкаемся, бултыхаемся, булькаем, дрыгаемся, пихаемся, пры… это я уже говорила…

— А чтобы пересечь водоем? — перебил я.

— Пешком. — Она удивилась. — Как же еще?

Чувствуя, как сзади усмехается Тома, я проявил упорство:

— Вокруг?

— Зачем? — не поняла Зарина. — Поперек.

— А если глубоко?

— Так бывает? — запорхали реснички девочки. — Не видела. Тогда, должно быть, в обход.

— Минуту назад ты упоминала Большую воду, — не выдержал я.

Зарина кивнула:

— Большая вода — граница. Оттуда приходят пожиратели. Из нас туда никто не ходит, опасно.

— О, снова пожиратели. Кто это?

— Не знаю, — девочка выдала искренний печальный вздох. — Про них стараются не говорить. Судя по слову, что-то очень страшное.

Сзади закашлялась Тома. Я сам едва не подавился.

Придерживая коня, с нами поравнялась царисса Дарья.

— Развлекаемся, молодежь?

Интересно, какого ответа она ждала. Все притихли. Титул собеседницы давил хуже возраста.

— Зарина, погуляй.

Девочку как сдуло.

— Давно? — упало с уст цариссы.

— Что? — не поняли мы.

— Прибыли.

— Вчера.

— Почему к Варфоломее? Причалом ныне Евпраксия заведует.

— Так получилось.

Не выдавать же путаную сагу со многими неизвестными и незаконно спасенными.

— Разберемся, — задумчиво проговорила царисса. — По дому соскучились? Как там сейчас?

Что за запрет, который все норовят нарушить?

— Рискнете слушать ангелов?

— А-а, Алле хвала? — понятливо сощурилась и с загадочной полуулыбкой кивнула царисса. — Ладно, придет время, поговорим.

— Вы сказали «сейчас»? — вдруг дошло до меня.

— Я? — удивленно вздернула брови царисса. — И что?

— То есть, как было раньше…

— Уймись, ангелочек. Твое дело знаниями питаться, а не глупые вопросы задавать. Спрос за которые бьет больно и неожиданно.

Потом был привал на обед, снова овощи, и снова обалденно вкусно. Климат способствовал вегетарианству. Кашеварили бойники. Расположилась наша команда у дороги, иногда здороваясь с проезжающими отрядами легких всадников или желто-плащных царберов. Редкие одиночки неслись во весь опор, времени на церемонии у них не было. Тяжело проскрипело несколько тележных караванов. Жутко напылили группы пеших крепостных, перемещавшихся, как выяснилось, с поля на поле. Те и другие в сопровождении войников либо царберов, Военные салютовали нам… скорее, цариссе Дарье, оружием, мы в ответ вежливо кивали.

Один раз в сопровождении шикарной свиты проехала… нет, торжественно проследовала пожилая женщина на роскошно убранном коне. Ее приветствовали особенно рьяно.

— Царыня Мефодия, — шепнула прилипшая банным листом заложница, совсем не оставлявшая в одиночестве. — Лучший страж вотчины целого поколения. Живая легенда.

Зарина со взрослой ответственностью исполняла возложенную обязанность. Аж страшно становилось, до чего может дойти. В туалет-то отпустит?

«Царыня» только царапнуло слух и ничего не сообщило мозгу. Дама была почтенная, весьма в возрасте, но тоже в латах. На шлеме царыни корона как у цариссы. Или чуточку другая. Или из другого металла. Издали разницы не видно.

Царисса Дарья и вместе с ней автоматически все присутствовавшие почтительно поднялись.

— Приветствую, царыня, — выкрикнула царисса не сбавлявшему ход каравану.

— И тебе мое почтение, — донесся отклик.

Несмотря на возраст, голос был моложав и звонок.

— Какими судьбами?

— В сестырь, Дашенька. Дочка справляется, вмешательства не одобряет, а то, что у меня за них сердце кровью обливается, не понимает. Гоняет, как назойливую муху. Того и гляди, прибьет. Езжай, говорит, от греха подальше. Я и поехала.

— На совет?

Царыня фыркнула с не свойственным старости озорством:

— Достали эти заседания, скоро зад до желудка сотрется, в продолжение скамьи превращусь. Нет, на этот раз паломничаю.