Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

Едва сглотнув, я получил по лицу холодными мокрыми пальцами.

— Клянусь! — послушно повторил за всеми.

По завершении круга Аглая вымазала свое лицо остатками полностью в красное.

— Да будет так!

Круг распался. Девчонки принялись плести венки. Зарина увидела, что я не плету, сделала два. Заботливая у меня заложница.

— Готовы? — поднялась во весь рост краснорожая вожачка.

— Да!! — исторгли предвкушение «старенькие», забивая звуком удивление новеньких.

— Вперед!

С несусветным ором, визгом и улюлюканьем размалеванные девицы и я понеслись в лес. Через минуту обозначилась цель: деревенька. Кургузые домишки огораживали большую часть хозяйственных построек и небольшой прудик. Узкие проемы окон глядели наружу, двери выходили на двор. От волков, скорее всего, чтоб быстрее заскочить внутрь. Дальний, чуть отстоящий домик — с трубой. Видимо, кузница. Крыши с небольшим скатом. Крыты соломой. Что еще нужно в таком климате?

Сейчас деревня спала.

Это был обыкновенный налет. Вопя и воя, девчонки врывались в дома и выволакивали крепостных мужиков. Те едва успевали повязать свои юбки из длинного отреза дерюги. Сопротивления никто не оказывал.

Восемь понукаемых мужиков покорно последовали к костру.

— Зрелища! — заорала толпа.

Мужики вздохнули, переглянулись. Типа, ничего не поделаешь, не в первый раз и, увы, не в последний. Судьба, однако. Фатум, блин. По-нашему говоря, угораздило.

Началась массовая драка-свалка. Сначала четыре на четыре, потом как придется. В полную силу. Они пихались, толкались, лупили по мордасам. Тела грузно опрокидывались, лбы трещали. Все дрались со всеми. Когда кто-то падал, победитель начинал месить соседа.

Ученицы внимательно следили, за кого-то болели, кричали, подбадривали. Давали советы. Кто-то просто забавлялся, кто-то учил практику боя на живом примере.

В ухе раздался голосок Томы:

— Как тебе соседка?

Я пожал плечами.

— Нормально. — Что еще сказать? Она спрашивает не для узнать, а для уязвить. — Забавная.

— Я заметила.

Тон был непонятен. Среднее между покалывающе-веселым летним дождиком и холодным душем. Невзирая на взаимоисключаемость понятий. Томе удавалось и не такое.

Прямо ревность какая-то. Одно слово, девчонка.

На «арене» остался один победитель. В том смысле, что остался на ногах. Ему достался одобрительный вой.

— Рискнет кто-нибудь с голыми руками выйти против деревенского чемпиона? — насмешливо осведомилась Аглая.

Сама при этом не вышла.

Намек был прозрачен. Все посмотрели на Карину, как самую старшую и крепкую. Та все поняла, поднялась с земли. Нисколько не стесняясь, перемотала простынь во что-то наподобие тоги, но повыше и связав концы, чтоб не мешали движениям. Крепостной амбал шагнул навстречу.

Тростинка рядом с пнем. Который катится — на нее. Девочки ахнули. Для мужика это шанс хоть как-то насолить благородным обидчицам. Хоть одной из недосягаемых стерв. Единственный шанс в жизни, разрешенный и ненаказуемый. Все видели — он его не упустит.

Ноги Карины напружинились. Тело склонилось вперед, будто к броску. Чего ждет?! Тяжелая туша уже наваливается, несокрушимая, как айсберг на доску с «Титаника».

Карина совершила бросок. Не на противника, а противника. Перехватив руку, провернулась корпусом и многокилограммовый недотепа обтек ее бедро, позорно грохнувшись на спину. Хм, а ведь моя школа. Усвоила с одного раза. Молодчага. Прирожденный боец.

На прощание победительница заломила палец побежденного. Покидая поле битвы под неописуемый рев толпы, Карина подмигнула мне. Прощен?

Аглая что-то скомандовала, и мужиков поставили в шеренгу.

— Домой!

Пятки засверкали в прямом смысле. В нас полетели комья земли. Так полетели, что напрашивалось: они это специально.

— Один на третьего! — послышался возглас справа.

— Два на пятого! — слева.

— Три на первого! Два на второго! Три на седьмого! Еще три на седьмого!

Девки делали ставки: кто добежит до леса первым.

Не понял, кто победил, отвлекло последующее. Выигравшие задирали проигравшим простыни и вмазывали смачного леща. В оговоренном количестве. Я сразу развернулся и пошел в сторону школы.

Оказалось, Аглая успевала все, в том числе отслеживать происходящее.

— Чапа! Еще будет забава и прыжки через костер!

Нет уж. Хватит.

— В следующий раз.

— Но мы рассчитывали! — подхватило сразу несколько голосов. — Нужны все, иначе не получится…

— Им нужно поровну, — объяснила догнавшая меня Зарина.

— Пусть идет, бывают же дни… — смилостивился кто-то.

— Но забава…

Зарина выкрикнула:

— Я тоже ухожу!

Молча зашагала рядом. А Тома осталась, поддавшись опьянению вседозволенности, никогда не испытанной дома.

Я умудрился пройти мимо замаскированного подземного хода. Окликнув, Зарина первой шмыгнула в лаз. По выходе мы логично направились в комнату, но расхохотались, разглядев свои рожи, а также руки и прочие ноги. Пошикали друг на друга, вспомнив о необходимости соблюдать тишину. Снова взорвались — теперь уже тщательно сдерживаемым хохотом. Подавились, закашляли, принялись откровенно ржать как ненормальные. Добравшись, наконец, до помывочной, оттерли друг другу физиономии, помогли с ногами. В относительном порядке двинулись в комнату и уснули раньше, чем измотанные тела коснулись лежаков.

Что я такого в жизни совершил, чем заслужил это нечеловеческое издевательство?!

Что, собственно, происходит? Где я? Кто там? В дверь то стучали, то скребли, потом снова стучали. Правда, несильно. Зря. В битве безмятежной закукленности с враждебной надоедливостью с разгромным счетом побеждал сон.

Замков двери не имели. Не дождавшись ответа, мою страдальчески заголосившую охранницу подвинули, в проеме очертилась испуганная голова Томы.

— Чапа, срочно. Нужно поговорить, — она посмотрела на недовольно ворочавшуюся Зарину. — Наедине.

— Ага. — Я перевернулся с боку на спину. — Через пять минут. Хрп-ссс…

Началось землетрясение.

. — Чапа!

— Что?! — вскинулся я, продирая глаза.

Нет, стены не шатались. Шатали меня. Шатали руки Томы, только что бывшей в двери и вдруг оказавшейся у постели. Тормошило так, что внутренний мир разлетался быстро линяющими фейерверками, а глаза не фокусировались.

— Нужно кое о чем поговорить. Об очень важном. Смертельно важном!

— Подъем! — громогласно разнеслось по школе. — Всем построиться у купальни! Считаю до десяти! Раз…

Я подскочил, хватаясь то за рубаху, то за штаны, сверля Тому намекающим взглядом.

— Ладно, позже, — вздохнула она, отворачиваясь. — Учти, это очень важно. Важнее не бывает.

И выскользнула из комнаты. Спиной к соседке нахлобучив оба предмета гардероба, еще не отошедший ото сна, я вылетел вслед за Томой спотыкающейся пулей со смещенным центром тяжести.