Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

— Пусть введут мяч удом вверх в центр поля, — донеслось ее звонкое распоряжение. — Виновны могли быть обе стороны.

Одноглазый мужик с удовольствием ввел.

На этот раз Карина заранее прыгнула со всей яростью, на которую была способна, чтобы силой одолеть встречную массу. Но мужик не подпрыгнул. Ушел с линии падения мяча, получив его без усилий, когда Карина в красивом пролете грохнулась на траву. Трое деревенских разом бросились в нападение. Пас влево, и Варвара озадаченно оглянулась, не поняв, что произошло. Пас вправо, и поднявшаяся Карина уже не успевала нагнать нападающего. Когда столь же технично нападавшие собирались обвести меня, на атакующего сзади кинулась Карина. Он покатился по траве.

— Нарушение! — замахали руками деревенские и уставились на Аглаю.

Нехотя она признала:

— Да. Было нарушение. Карина, уйди с поля. Феодора, замени.

— Наказание! — нарастал гул.

— Я им не дамся. Я — царевна! — гневно объявила Карина. Тяжелый взгляд упал на сложенное оружие.

Еще не хватало.

— Пусть накажет кто-то из своих, но на виду местных, — предложил я. И крикнул другой стороне: — Согласны?

— Лучше, чем ничего, — лукаво замялись там.

Тоже почувствовали тревожность момента. Мы прибыли для примирения, а не наоборот. Хорошо бы, остальные этого не забывали.

— Карина, слышала? Не задерживай, — прикрикнула на нее Аглая.

До хруста сжав кулаки, Карина обвела взглядом девочек. Остановилась на Томе.

— Пойдем.

Тома послушно отошла с ней к деревьям. Карина сама отломала и зачистила длинную ветвь. Непривычный снаряд лег в Томину ладонь. На чуточку нагнувшейся Карине приспустились штаны. Образовалась белая полоса, едва разделенная посередине выемкой. В нашем мире брюки с заниженной талией при наклоне открывают больше.

— Давай, что ли?

Тома слезно глянула в нашу сторону. Деревенские зашумели, ученицы закачали головами.

— Бей! — крикнула ей Карина.

Закрыв глаза, Тома ударила.

— Кто ж так бьет? У нас так гладят! — донеслось из-за поля.

— Раз, два, три… — не обращая внимания, считала Аглая.

Тома старалась. В том смысле, что старалась причинить минимальную боль. Наверное, получалось. Лицо Карины сохраняло отсутствующий вид до конца экзекуции.

— Пять! — завершила счет Аглая и обернулась ко мне. — Чапа, смени меня. Пойду в нападение.

Нарушителями были мы, поэтому мяч ввели в игру местные. Начали от ворот. Пас. Еще пас — Варвара беспрепятственно оказалась позади. Еще пас — оконфуженная Феодора тоже осталась не у дел. Красиво играют. Не каждый сам за себя, как наши. Аглая хотела отбить перекидываемый мяч рукой, но сдержалась. Вспомнила Карину и с кем играет. И вот: я и нападающий, один на один. Крепостной против вечного эксплуататора. Как он думает. Права по праву рождения против постоянных обязанностей согласно умениям и по капризу власть предержащих. Во взгляде крепостного я прочитал ненависть. Его удар считывался столь же легко. Нога еще не коснулась мяча, а глаз уже определил, в какую сторону тот полетит. Осталось только прыгнуть…

Я прыгнул.

В другую сторону.

Деревня взорвалась восторгом. Наши молчали.

— Почему не взяла мяч? — Лицом Аглаи можно было забивать скот, причем на расстоянии. — Слепому видно, что целились не туда!

— Сама бы и брала, — независимо отбурчался я.

На душе пели птички: ненавижу неравноправие. Крепостные играли лучше, а их мотивы тем более понятны. Мне за свой выбор не стыдно.

Настало время расплаты.

Ярость в глазах и упрямое нежелание долго не продержались. Здесь слово царевен, данное крепостным, держалось твердо. Может, преувеличиваю, и выполнялись лишь клятвы, засвидетельствованные присутствием других царевен? Как бы то ни было, Аглая скомандовала:

— Разбиться на пары. Первые номера — заготовить розги. Вторые — приготовиться.

Разбились знакомой системой совместного проживания. Наломанные прутья зачистили. Я тоже сделал прут, хотя пары не имел: Зарина сторожила стену.

— Чапа, — с садистским прищуром сообщила Аглая, — становись с Варварой. Себя отшлепаю сама.

Перехваченный взгляд Варвары, недовольный поначалу, вдруг осветился надеждой. Видимо, Аглая сечет дай боже, я по умолчанию лучший вариант.

Но меня уже муха укусила, жутко вредная:

— Правила едины для всех. Почему буду исключением?

— Ты пропустила решающий мяч!

— Все мячи решающие. Про свой не спорю. Но еще два не менее решающих на твоей совести.

Так с ней никто не разговаривал. Гневливый взор метнулся к оружию. Пальцы в кулаках еще раз хрустнув… разжались.

Обе стороны смотрели на нас и ждали развязки.

— Кого же выберешь? — взяв себя в руки, как-то слишком спокойно осведомилась Аглая.

Ядовитая змея по сравнению с ее голосом — домашний хомячок. Девчонки хоронили меня заживо. Некоторые чуточку зашевелились, собираясь что-то сказать… и промолчали. Взгляд Аглаи был слишком красноречив.

— Наказать его могу я, — проявила смелость Тома. Побелев от оговорки, поправилась: — Чапа тоже ангел.

На этом бы все кончилось. Фиг вам, Аглая переиграла:

— Тогда после Карины получишь еще три от ангела.

Тома вспыхнула. Сил противостоять Аглае у нее не было. Красная, как знамя коммунизма, не глядевшая в мою строну, она уже открыла рот согласиться…

Я обернулся к деревенским:

— Наказывать должны победители. Я не царевна, мне не обидно. Пусть выйдет супруга или кто-то из детей казненного.

Вскочил парень, но его отстранила статная девушка. Рубаха сходилась на животе тугим узлом, как любила носить Карина. Мешковатые шаровары складками облегали крепкие ноги. Темные волосы стянуты сзади в длинный хвост. Глаза — лед и пламень.

— Мать и старшая дочь у тела отца. Я средняя. Можно?

Мой кивок растопил лед и потушил пламя. Еще не веря, она шагнула вперед — медленно, боясь подвоха. Протянутую розгу сжали в кулак мозолистые пальцы.

Фссс, — опробовали ее в воздухе.

Лицом повернувшись к своим, я развязал переставшие слушаться тесемки штанов. Нагибаясь, одновременно приспустил: немного, по примеру Карины, только чтоб обеспечить экзекутору работу, а крепостным чудесное зрелище.

Фссст — чвумк. Зубы заскрипели, мозг проклял милосердие как понятие.

Фссст — чвам. Затылок подлетел, испуганное тело попыталось уйти от несущейся боли. На губах застыл безмолвный крик.

Фссст — чвомс! Последний удар вышел самым примечательным. Девушка вложила душу. Всю душу. Даже немного заняла у семейства.

Я держался только воспоминаниями ночи нашего нашествия на эту деревню. Налет. Обезумевшие вопли. Визжащее звериное стадо, врывающееся в дома и вытаскивающее мужиков из постелей. Обратный бег крепостных, словно зайцы несущихся в свои норы.