Уилбур Смит - Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

В тишине Хоп шумно откашлялся и прочел по листу пергамента приговор суда Компании. Он сильно заикался, а в конце положил документ и очень отчетливо произнес:

— Господь свидетель, капитан Кортни, я хотел бы оказаться в ста лигах от этого места. Мне эта обязанность не доставляет наслаждения. Умоляю вас побыстрей ответить на все вопросы.

Сэр Фрэнсис ничего не сказал, только спокойно посмотрел в желтые глаза Неторопливого Джона. Хоп снова взял пергамент и дрожащим голосом прочел:

— Вопрос первый. Знает ли пленник Фрэнсис Кортни, где находится груз, недостающий по описи грузов корабля Компании «Стандвастигейд»?

— Нет, — ответил сэр Фрэнсис, по-прежнему глядя в желтые глаза перед собой. — Пленник ничего не знает о грузе, о котором вы говорите.

— Прошу вас передумать, сэр, — хрипло прошептал Хоп. — Я слишком чувствителен. Меня начинает выворачивать.

Для людей на продуваемых ветром лесах часы тянулись мучительно медленно. Пленники то и дело невольно поглядывали на маленькую непримечательную дверь под арсеналом. Там не было никакого движения, пока в середине холодного дождливого утра она вдруг не распахнулась. Во двор вылетел Якобус Хоп. Он ухватился за брус, к которому офицеры привязывали лошадей, и повис на железном кольце, как будто ноги его не держали. Он стоял, тяжело дыша, как только что утопавший, и не замечал ничего вокруг.

Все работы на стенах прекратились. Даже Хьюго Барнард и другие надсмотрщики стояли молча, подавленные, глядя на жалкого маленького чиновника. У всех на глазах Хоп неожиданно согнулся, и его вырвало на булыжники двора. Он вытер рот тыльной стороной ладони и дико осмотрелся, как будто искал пути к бегству.

Оттолкнувшись от бруса, он пробежал через двор и поднялся в помещения губернатора. Часовой на верху лестницы попытался его остановить, но Хоп крикнул:

— Я должен поговорить с его превосходительством, — и пробежал мимо него.

Он без доклада ворвался в кабинет губернатора. Ван де Вельде сидел во главе длинного полированного стола. За столом сидели четыре бюргера из города, и губернатор смеялся чему-то ими сказанному.

Хоп дрожа остановился на пороге; его лицо было смертельно бледным, в глазах стояли слезы. Обувь была испачкана рвотой. Смех замер на жирных губах губернатора.

— Как вы смеете, Хоп? — загремел губернатор, вытаскивая свое массивное тело из кресла. — Как вы смеете так врываться ко мне?

— Ваше превосходительство, — запинался Хоп, — я этого не вынесу. Я не вернусь в ту комнату. Пожалуйста, не заставляйте меня. Пошлите кого-нибудь другого.

— Немедленно возвращайтесь! — приказал Ван де Вельде. — Это ваш последний шанс, Хоп. Предупреждаю: исполните свой долг как мужчина или будете наказаны.

— Вы не понимаете. — Теперь Хоп плакал не таясь. — Я не могу. Вы не представляете себе, что там происходит. Не могу…

— Идите! Ступайте немедленно, или вас ждет такое же обращение.

Хоп медленно пятился, а Ван де Вельде кричал ему вслед:

— Закройте за собой дверь, ничтожный червяк!

Хоп вышел во двор, спотыкаясь, как слепой; глаза его были полны слез. У маленькой двери он остановился и собрался с силами. Потом бросился в дверь и исчез из глаз молчаливых свидетелей происходящего.

В середине дня дверь снова открылась, и во двор вышел Неторопливый Джон. Как всегда, он был одет в темный костюм и черную шляпу. Лицо его было серьезно; неторопливым и размеренным шагом он миновал ворота замка и пошел по садам к резиденции.

Через несколько минут из той же двери выскочил Хоп и побежал к главному зданию. Вскоре он вернулся с врачом Компании, который нес сумку с инструментами. Оба они исчезли за дверью. Много времени спустя врач вышел и что-то сказал Мансееру и его людям, ждавшим у входа.

Сержант отдал честь и вместе со своими людьми спустился вниз. Вернулись они с сэром Фрэнсисом. Он не мог идти без посторонней помощи, а его руки и ноги были в повязках. На ткани уже проступили красные пятна.

— Боже, они его убили, — прошептал Хэл, глядя, как его отца с повисшей головой тащат по двору.

Словно услышав эти слова, сэр Фрэнсис поднял голову и посмотрел на сына. И чистым, звонким голосом произнес:

— Хэл, помни клятву!

— Я люблю тебя, отец! — крикнул в ответ Хэл. Слова его были полны горя, и Барнард стегнул его по спине.

— Возвращайся к работе, ублюдок!

Когда вечером цепочка осужденных спускалась по лестнице мимо камеры отца, Хэл остановился и негромко сказал:

— Молю Бога и всех его святых, чтобы они защитили тебя, отец.

Он услышал, как отец шевельнулся на соломенном тюфяке, потом, спустя долгое время, его голос:

— Спасибо, сын. Пусть Бог даст нам силы выдержать то, что еще предстоит.

Сквозь ставни своей спальни Катинка смотрела, как от замка приближается высокая фигура Неторопливого Джона. У каменной стены у самого начала газонов он исчез из виду, и она поняла, что он отправился прямо к себе домой. Она полдня ждала его возвращения и теперь потеряла терпение. Надев шляпку, она осмотрела свое отражение в зеркале и осталась недовольна. Высвободила локон, тщательно уложила его на плечо, потом улыбнулась своему отражению и вышла через маленькую дверь в задней веранде. И пошла по мощеной тропе под нагими голыми лозами, с которых зимний ветер сорвал последние ржавые листья.

Дом Неторопливого Джона стоял на отшибе, на краю леса. Ни один человек в колонии, каким бы низким ни было его положение, не соглашался жить с ним по соседству. Дойдя до дома, Катинка обнаружила, что дверь открыта, и без всяких колебаний вошла не постучавшись. Единственная комната дома была голой, как жилище отшельника. Пол усеян коровьим навозом, в воздухе застоявшийся запах дыма и холодной золы в открытом очаге. Из мебели были только кровать, один стол и один стул.

Остановившись посреди комнаты, Катинка услышала с заднего двора плеск и пошла на звук.

Неторопливый Джон стоял у желоба с водой. Голый по пояс, он набирал воду из желоба в кожаное ведро и выливал на голову.

Он посмотрел на нее; по его груди и подмышкам текла вода. «У него жесткие плоские мышцы, как у профессионального борца, — подумала она, — или как у римского гладиатора».

— Ты не удивился, увидев меня здесь, — заметила Катинка.

Это не был вопрос: ответ она читала в его взгляде.

— Я ждал вас. Ждал богиню Кали. Никто другой не посмел бы прийти сюда, — ответил он, и Катинка заморгала, услышав необычное обращение.

Она села на низкую каменную стену за насосом и помолчала. Потом спросила:

— Почему ты так назвал меня?

Смерть Зельды каким-то необычным, загадочным образом связала их.

— На Тринкомали, на прекрасном острове Цейлон, близ Слоновьего пруда стоит храм Кали. Когда я жил в этой колонии, я ежедневно ходил в храм. Кали — индуистская богиня смерти и уничтожения. Я поклоняюсь ей.