Уилбур Смит - Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

При свете костра Хэл смотрел, как люди из его отряда с огромным аппетитом поедали копченое мясо. Охота в последние дни была плохая, и все устали. Его моряки никогда не были рабами. Работа на стенах замка Доброй Надежды не сломила и не смирила их. Скорее она ожесточила их, а долгое путешествие еще и закалило. Это сильные, но усталые воины, и он не может требовать от них большего. Альтуда ему нравится, он ему доверяет, но ведь Альтуда с детства раб, а некоторые из его людей никогда не были бойцами. А вот Саба его разочаровал. Он не оправдывал ожиданий Хэла. Он стал мрачен и постоянно перечил. Пренебрегал своими обязанностями и спорил, если Хэл отдавал ему приказ. Его любимым возгласом стало: «Я больше не раб! Ни один человек не имеет права командовать мной!»

Саба не чета морякам Канюка, подумал Хэл, но улыбнулся, увидев, что к нему подходит Сакина.

— Не делай из Сабы врага, — прошептала она.

— Я и не хочу, — ответил он, — но каждый из нас обязан делать свою часть работы. — Он нежно взглянул на нее. — Ты стоишь десяти таких мужчин, как Саба, но сегодня я видел, как ты спотыкаешься, когда думаешь, что я не смотрю на тебя, и в глазах твоих боль. Ты больна, милая? Я слишком подгоняю нас?

— Ты слишком добр, Гандвейн, — улыбнулась она. — Я пойду с тобой до самых адских врат и не пожалуюсь.

— Я знаю, и это меня тревожит. Если ты не пожалуешься, как я узнаю, что с тобой?

— Со мной все в порядке, — заверила она.

— Поклянись, — настаивал он, — что ты не скрываешь от меня болезнь.

— Клянусь тебе этим поцелуем. — Она прижалась губами. — Все хорошо, как и хочет Господь. И я докажу тебе это.

Она взяла его за руку и отвела в темный угол ограды, где была устроена их постель.

Их тела слились так же совершенно, как и раньше, но в том, как Сакина любила его, была какая-то мягкость и вялость, и хотя в самый разгар страсти это восхитило его, позже он почувствовал удивление и тревогу. Он не сомневался — что-то изменилось, но не мог понять, что именно.

На следующий день во время долгого перехода он внимательно наблюдал за Сакиной, и ему показалось, что на крутых подъемах ее походка стала не такой пружинистой, как раньше. Потом, когда жара усилилась, Сакина покинула свое место в колонне и постепенно все больше отставала. На самых трудных участках слоновьей тропы Зваанти попыталась помочь ей, но Сакина сказала ей что-то резкое и оттолкнула ее руку. Хэл едва заметно и постепенно стал снижать скорость движения, чтобы Сакине было полегче, и дал сигнал к дневному отдыху раньше обычного.

В эту ночь Сакина спала рядом с ним мертвым сном, но сам Хэл лежал без сна. Теперь он окончательно уверился, что она заболела и пытается скрыть от него свою слабость. Дыхание ее во сне было таким легким, что ему приходилось прикладывать ухо к ее груди, чтобы убедиться, что она дышит. Он прижал Сакину к себе, и ему показалось, что у нее жар. Однажды, перед самым рассветом, она застонала так жалобно, что он почувствовал, как его сердце разрывается от любви и жалости к ней. Наконец он тоже уснул без сновидений. А когда проснулся и потянулся к ней, ее рядом не было.

Он приподнялся на локте и осмотрел огражденное место. Костер погас, превратившись в груду углей, но полная луна, хотя и стоявшая низко на западе, давала достаточно света, чтобы он понял — Сакины здесь нет. Он разглядел темную фигуру Аболи. Утренняя звезда была почти не видна в лунном свете, но горела над самой головой Аболи, несшего свою вахту. Аболи не спал: Хэл слышал, как он негромко кашлянул и плотнее закутался в наброшенное на плечи одеяло.

Хэл откинул одеяло, встал и подошел к Аболи.

— Где Сакина? — шепотом спросил он.

— Ушла, совсем недавно.

— Куда?

— Вниз по ручью.

— Ты не остановил ее?

— Она шла по личному делу. — Аболи повернулся и с любопытством взглянул на него. — Почему я должен был ее останавливать?

— Прости, — шепотом ответил Хэл. — Я тебя не виню. Она меня беспокоит. Она нездорова. Ты разве не заметил?

Аболи немного подумал.

— Возможно, — кивнул он. — Женщины — дети луны, а через несколько ночей полнолуние, так что, может, у нее такие дни.

— Я иду за ней.

Хэл встал и по неровной тропе отправился к омуту, где они купались накануне вечером. Он уже собирался окликнуть Сакину, но услышал звук, который встревожил его и заставил замолчать. Он остановился и тревожно прислушался. Звук послышался снова, полный боли и отчаяния. Хэл двинулся вперед и увидел Сакину, стоявшую на коленях у воды. Она отбросила одеяло, и лунный свет блестел на ее голой коже, придавая ей сходство с полированной слоновой костью. Сакина согнулась в приступе боли и тошноты. Он с тревогой смотрел: ее вырвало на песок.

Хэл подбежал к ней и опустился рядом на колени. Она отчаянно взглянула на него.

— Ты не должен видеть это, — хрипло прошептала она, отвернулась, и ее снова вырвало. Он обнял ее за обнаженные плечи. Она дрожала, и кожа ее была холодной.

— Ты больна, — сказал он. — Любимая, почему ты не отвечаешь мне прямо? Что ты пытаешься от меня скрыть?

Она тыльной стороной ладони вытерла рот.

— Зачем ты пошел за мной? — сказала она. — Я не хотела, чтобы ты знал.

— Если ты больна, я должен знать. Ты должна доверять мне.

— Я не хотела быть тебе обузой. Не хотела, чтобы ты всех задерживал из-за меня.

Он прижал ее к себе.

— Ты никогда не будешь обузой. Ты дыхание моих легких и кровь в моих жилах. Скажи мне, что у тебя болит, дорогая.

Она вздохнула и вздрогнула.

— О, Хэл, прости. Я не хотела, чтобы это произошло сейчас. Я принимала все известные мне средства, чтобы предотвратить это.

— Но что именно? — Он был смущен и обескуражен. — Пожалуйста, скажи.

— Я ношу в чреве твоего ребенка.

Пораженный, он смотрел на нее, не в силах ни шевельнуться, ни заговорить.

— Почему ты молчишь? Почему так смотришь на меня? Пожалуйста, не сердись.

Он вдруг крепко прижал ее к груди.

— Не гнев остановил мою речь. Радость. Радость нашей любви, радость за сына, которого ты мне обещала.

В этот день Хэл изменил походный порядок; отныне Сакина шла рядом с ним во главе колонны. И хотя она со смехом протестовала, он отобрал у нее корзину и добавил к своему грузу. Без поклажи ей было легче идти, и она без труда держалась рядом с ним. Тем не менее в трудных местах он брал ее за руку, и она не возражала, зная, какое удовольствие доставляет ему возможность защищать и оберегать ее.

— Не говори остальным, — попросила она, — или они захотят ради меня замедлить ход.

— Ты сильна, как Аболи и Большой Дэниел, — решительно заверил Хэл, — но я им не скажу.

И вот они, храня свою тайну, шли рука об руку и улыбались друг другу так счастливо, что даже если бы Зваанти не рассказала Альтуде, а тот — Аболи, они бы все равно догадались. Аболи улыбался, словно отец он, и проявлял по отношению к Сакине такое внимание и заботу, что даже Саба в конце концов догадался о причине того нового настроения, которое охватило отряд.