Уилбур Смит - Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

Из уст Омеру раздалось то, что редко доводилось Дэниелу слышать от других государственных деятелей. Более того, эти слова нашли отклик в его собственном сердце, ибо и он любил землю, на которой появился на свет. А теперь Виктор Омеру уже ничего не может, без него Африка совсем обнищает и помрачнеет, и возвращаться туда Дэниелу вряд ли захочется.

Весь понедельник Дэниел провел в Сити в переговорах со своими банковским управляющим и агентом. Дела его шли совсем неплохо, и в половине десятого вечера Дэниел вернулся к себе уже в заметно приподнятом настроении.

На автоответчике он прослушал новое сообщение от Майкла: «До чего я ненавижу эти автоответчики. Позвони, когда вернешься».

В Лусаке было уже около полуночи, но Дэниел все-таки набрал номер Майкла.

— Я вытащил тебя из постели, Майкл? — спросил он.

— Неважно. Я еще не успел заснуть. Небольшая новость для тебя. В Убомо теперь всем заправляет полковник Эфраим Таффари. Ему всего сорок два года. Образование получил, кажется, в Лондонской экономической школе и в университете Будапешта. Больше о нем ничего не известно. Правда, он изменил название страны. Теперь оно звучит так: Народная Демократическая Республика Убомо. Плохой знак. В африканском социалистическом контексте «демократический» означает «тиранический». И уже поступают сообщения о массовых экзекуциях членов бывшего правительства, чего и следовало ожидать.

— А что с Омеру? — взволнованно спросил Дэниел, удивляясь самому себе. После единственной встречи с президентом Убомо тот произвел на него такое глубокое впечатление, что судьба Омеру беспокоила Дэниела и сейчас, несколько лет спустя.

— В списках казненных он вроде бы не числится, но есть все основания предполагать, что Омеру все-таки расстреляли.

— Понятно. Позвони, если раскопаешь что-нибудь о моих приятелях Четти Сингхе и Нинг Чжэн Гоне.

— Разумеется, Дэнни.

На время позабыв о кровавых событиях в Убомо, Дэниел заперся в четырех стенах своей монтажной в телестудии на Шеперд-Буш. Он ежедневно появлялся здесь засветло и засиживался иногда дотемна, целиком сосредоточившись на светящихся экранах монтажного пульта.

По вечерам, чувствуя, что от постоянного напряжения у него просто плавятся мозги, он выбирался на улицу, хватал такси и ехал домой, заскочив на пару минут в магазинчик на Слоан-стрит, чтобы купить сандвичи на ужин. Проснувшись до рассвета, он снова спешил в студию задолго до того, как начиналось движение городского транспорта.

Это состояние, когда все его эмоциональное восприятие мира сужалось до тех ярких и красочных образов, что беспрестанно мелькали перед его глазами, сам он называл творческой лихорадкой. Подходящие слова рождались в голове почти мгновенно, и он наговаривал комментарии в микрофон, лишь изредка заглядывая в тетрадные записи.

Он как бы заново оживлял каждый момент отснятого, разворачивавшегося перед его глазами, и как будто заново ощущал неповторимый аромат Африки, горячий и острый, как мускус, и слышал голоса людей, населяющих ее, и крики животных, которые звенели у него в ушах все время, пока он сидел у пульта.

Погрузившись в работу над созданием сериала, Дэниел словно позабыл о том, что происходит в Африке сейчас, сознательно отключившись от текущих событий. И так до тех пор, пока в один прекрасный момент он не увидел вдруг лицо Джонни Нзоу. От неожиданности Дэниел вздрогнул, почувствовав, как застучало у него в висках.

На него с экрана смотрел живой Джонни Нзоу, он слышал его голос и внезапно остро осознал, что в жизни уже никогда больше не увидит этого лица и не услышит этого голоса. Дэниел бессильно застонал, ощутив, что его ярость и гнев не только никуда не исчезли, но наоборот, решимость отомстить за смерть друга возросла во сто крат.

Сидя в затемненной монтажной, Дэниел вдруг заговорил, обращаясь к Джонни, смотревшему на него с экрана: — Я возвращаюсь, старик. Я все помню, и этим ублюдкам от меня не уйти. Обещаю тебе, Джонни.

К концу февраля, через три месяца работы, Дэниел уже подготовил копии первых четырех серий, которые можно было показать своему агенту. Элна Маркем продала когда-то его первый фильм, и с тех пор они работали вместе. Дэниел доверял ее мнению и просто преклонялся перед ее проницательностью и чутьем.

Эта леди обладала невероятной способностью определять стоимость сделки с точностью до доллара и умением выжать этот самый доллар до последнего цента. Она могла составить жуткий контракт, включавший все мыслимые и немыслимые расходы, иногда даже те, которые просто выходили за пределы их реальных возможностей. Однажды она вписала в контракт условие, вообще не имевшее прямого отношения к кинематографии. Дэниел тогда посмеялся, а два года спустя именно по этому пункту они получили из Японии неожиданный гонорар, исчислявшийся кругленькой суммой в пятьдесят тысяч долларов. А Дэниел и думать не думал об этой стране.

В свои сорок лет Элна выглядела просто шикарно. Высоченного роста, худая, с темными, как у типичной еврейки, глазами и с фигурой фотомодели знаменитого журнала «Вог». За годы их совместной работы они несколько раз были весьма близки к тому, чтобы стать любовниками. Особенно подходящий случай выдался, когда года три тому назад они приехали к нему на квартиру, чтобы распить бутылку отличного «Дом Периньон» по случаю невероятно прибыльной сделки о продаже прав на прокат его очередной ленты. Но в самый последний момент Элна, удержавшись от соблазна, сказала: — Дэнни, ты один из самых привлекательных мужчин, которых я когда-либо встречала в своей жизни, и я уверена, что мы устроили бы с тобой потрясающий праздник плоти. Но все же ты мне гораздо больше нравишься в качестве моего клиента, а не очередного классного плейбоя.

И, застегнув свою блузку, Элна исчезла, оставив его наедине со своими сексуальными проблемами.

Все сегодняшнее утро они провели в просмотровом зале студии, бесконечно прокручивая первые серии фильма. Элна не вымолвила ни слова до тех пор, пока не закончилась последняя пленка. А затем, поднявшись с кресла, сказала: — Дэнни, я приглашаю тебя на ленч.

В такси она болтала о чем угодно, только не о самом фильме. Элна привезла его в клуб «Мосиманн» на Вест Халкин-стрит. Антон Мосиманн перестроил это здание из старенькой церквушки, и теперь оно превратилось в подлинный храм любителей гастрономических чудес. С кухни выплыла белоснежная шапочка Антона, и сам он, собственной персоной, розовый от смущения, подошел к их столику. Такое случалось чрезвычайно редко, лишь когда к нему заглядывали особо почитаемые посетители.

Дэниелу не терпелось узнать мнение Элны, но она как ни в чем не бывало обсуждала с ним меню. Ей нравилось дразнить его и видеть, как он ерзает на стуле, желая поскорее услышать ее оценку. Дэниелу ничего не оставалось, как подыгрывать ей, неся всякую чепуху. Они заказали бутылку ее любимого кортон «Шарлемань».