Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа

– Конечно, не упаду.

– Ты отнесешь ее в монастырь, если я попрошу?

– Да.

– У тебя есть сестры?

– Нет. И братьев тоже нет.

– И у меня нет. Теперь мы трое – сестры.

– Я, Ампаро и вы?

– Да. Ты, я и Ампаро. И Алис. Четыре женщины.

Глаза Эстель наполнились слезами, и она заплакала. Карла вытерла ей щеки подолом своего золотистого платья и поняла, что тоже плачет.

– Это слезы счастья, – сказала рыжая девочка.

– Мои тоже. И оставь здесь торбу, она тяжелая.

– Нет, мне нужна торба. Я сильная.

– Знаю. Позаботься о своей сестре. Отнеси ее в монастырь. Не говори им, что здесь произошло. Скажи, что нашла Ампаро у них на пороге. Понимаешь?

Эстель кивнула, словно ей приходилось выполнять поручения и посложнее.

– Потом возвращайся сюда, но берегись солдат, плохих людей, – сказала итальянка.

– Они меня не увидят. И никогда не смогут поймать.

– Жди высокого человека, которого зовут Матиас Тангейзер. Запомнила?

– Матиас Танзер. Это могучий шевалье?

– Да. Он отец Ампаро. И он придет. Волосы у него почти такого же цвета, как твои, только короче. Матиас жесток и храбр, но ты не должна его бояться. Расскажешь ему, что здесь случилось.

С этими словами Карла передала Ампаро Эстель. Малышка агукала под шарфом.

– С вами пойдет ангел. Алис ее видела. Она будет вас охранять, – пообещала женщина.

Эстель выслушала эти слова с удивительным самообладанием. Это удивило Карлу и вселило в нее надежду.

– Я останусь с Алис, – сказала графиня. – Можно тебя поцеловать?

– Вы моя сестра, – кивнула Эстель.

Карла поцеловала ее в щеку. Потом она осторожно поцеловала Ампаро. Все.

– Ты лучшая сестра в мире, – сказала итальянка девочке. – Теперь иди.

Эстель побежала по крыше, и Карла заставила себя смотреть ей вслед, как ей ни хотелось отвести взгляд. Шаги девочки были мелкими, быстрыми и легкими – босые ноги передвигались с ловкостью беличьих лапок. Она запрыгнула на конек крыши и пошла дальше, не замедляя шага, левой рукой прижимая к себе ребенка, а правой придерживая торбу. Итальянка не могла поверить в то, что сделала, и едва не окликнула Эстель. Но скорость, с которой та передвигалась, убедила Карлу, что она приняла верное решение. Графиня уже была готова сдаться под напором рвавшихся наружу слез, как вдруг поняла, что вокруг стало тихо.

На лестнице послышались шаги. Карла повернулась и снова посмотрела на Эстель. Девочка бежала, и ее развевающиеся волосы выделялись на фоне черепичных крыш. Потом она скрылась из виду.

Итальянка набрала полную грудь воздуха и задержала дыхание, а потом медленно выдохнула. Она нашла опору. Матиас. Бледный всадник придет. Он мчится навстречу огню – как и она сама.

Дверь, ведущая на крышу, распахнулась, словно от удара ноги. Карла повернулась.

На нее смотрел Доминик Ле Телье. В руке у него был окровавленный меч. Капитан посмотрел на край крыши, и женщина поняла, о чем он думает: сбросить ее во двор. С лестницы снова донеслись шаги. Тяжелые шаги и бряцание оружия.

– Капитан Ле Телье, – произнесла графиня с нескрываемым презрением.

Доминик переступил с ноги на ногу, будто стыдился собственного имени.

– Лучше воспользуйтесь мечом, – предложила ему Карла. – Или, клянусь, я захвачу вас с собой.

Ле Телье был хамом, лощеным невеждой. Итальянка убедилась в этом еще во время путешествия в Париж. Челюсть у него отвисла, и он снова посмотрел на край крыши, уже со страхом.

– Теперь я вижу, что вы еще и трус, – добавила Карла.

В дверном проеме появилась массивная фигура, и задыхавшийся после подъема человек плечом отодвинул Доминика. Он был широкогрудым и высоким, выше Матиаса. Меч у него был чистым. В другой руке он держал лампу. Увидев стоящую на краю крыши женщину, незнакомец вложил меч в ножны и сдернул с головы шлем:

– Госпожа Карла де Ла Пенотье? Капитан Бернар Гарнье, к вашим услугам.

Гарнье поклонился. Итальянка присела в реверансе, и капитан удивленно заморгал. Он явно обрадовался.

– Капитан Гарнье, вы спасли меня от злобного животного, которое даже не заслуживает, чтобы произносилось его имя, – сказала женщина.

От гордости Бернар словно стал еще на дюйм выше ростом.

– Не стоит благодарности, миледи, – ответил он. – Вы оказали мне огромную честь.

– Вы ее заслужили. Но мне что-то нехорошо. Окажете любезность?

Гарнье не отличался утонченными манерами, но ум у него был быстрым и практичным.

– С вашего разрешения, миледи, я пойду вперед и буду освещать лестницу. Конечно, я ни в коем случае не считаю себя достойным, но если понадобится – со всем уважением – и если вы захотите, то можете найти опору в моей спине, – предложил он.

Карлу шатало – от тошноты и усталости. Зато капитан теперь был полностью в ее власти. Осталось связать его покрепче.

– О такой широкой спине я и не мечтала, – отозвалась женщина. – Пожалуйста, возьмите это в знак моей признательности.

С этими словами она сняла с шеи синий шелковый платок и протянула его Бернару.

– Миледи. – Казалось, капитан вот-вот расплачется. – Я не могу, я простой человек…

– Вы благороднее многих, кто на это претендует. Возьмите, капитан. Мне будет приятно.

Гарнье взял платок, словно святую реликвию. Он держал легкую ткань перед собой, явно не зная, что с ней делать. Карла решила тянуть время – с каждой секундой Эстель и Ампаро уходили все дальше, – но теперь уже сомневалась, хватит ли у нее сил спуститься во двор. Она взяла у Бернара платок и, держа кусок синей ткани за концы обеими руками, перекинула его через голову капитана и расправила на плечах. Гарнье опустился на одно колено, и итальянка хлопнула в ладоши, предотвратив его попытку поцеловать ей руку. Она чувствовала растерянность Доминика, но не смотрела на него.

– А теперь, капитан Гарнье, можете проводить меня вниз, – попросила она. – И мне понадобится какой-нибудь транспорт. Повозка, тележка. Мне столько пришлось вынести! У меня мало сил.

– Конечно, миледи, у нас есть тележки. Отнятые у воров.

Карла взяла его под руку и пошла к двери, радуясь надежной опоре. Потом она стала спускаться по лестнице вслед за Бернаром. У двери родильной комнаты она остановилась.

– Мне нужна женщина, которая поедет со мной и будет за мной ухаживать, – сообщила графиня капитану.

Затем она вошла в родильную комнату. Внутри у нее все сжалось, словно протестуя, – таких мучительных спазмов сегодня еще не было. Итальянка обхватила себя обеими руками, боясь, что сердце выскочит из груди. Дыхание прерывалось. Горе было так велико, что грозило полностью поглотить ее, но Карла решила, что не покажет своих чувств. Алис одобрила бы это.

Старая женщина этого хотела. За плечами итальянки был теперь другой ангел-хранитель.