Владимир Анин - 2000 метров над уровнем моря[= Аданешь]

— О, спасибо! — улыбнулся я, а про себя подумал: «Боже упаси!».

Тем не менее, раз уж Аданешь затронула эту тему, я решил прояснить для себя еще один вопрос, связанный не столько с историей, сколько с происхождением эфиопского народа.

— Аданешь, а могу я задать вам один деликатный вопрос?

— Смотря насколько он деликатный. Ну ладно, задавайте. Если смогу, отвечу. Если не смогу — деликатно откажу.

— Спасибо. Я только хотел узнать: почему эфиопы не похожи на… негров? Это потому что они евреи? Ну, я имею в виду — предки Соломона и все такое.

Аданешь звонко расхохоталась. Абдель-Алем хлопал глазами, глядя то на меня, то на нее, видимо, силясь понять, не его ли мы сейчас обсуждаем.

Аданешь, наконец, успокоилась и вытерла тыльной стороной ладони льющиеся от неудержимого смеха слезы.

— Извините. Но это действительно было смешно. Ну, а отвечая на ваш вопрос, скажу, что все гораздо проще. Эфиопы произошли от поселенцев с Аравийского полуострова. Так что мы, скорее, арабы… Куда ты лезешь, идиот?! — крикнула она, чуть было не въехавшему нам под колеса, велосипедисту.

Аданешь высунулась из окна, и далее последовала тирада «непереводимого местного фольклора».

— Хотите, я сяду за руль? — предложил я, видя, что Аданешь стала немного нервничать.

— Я поведу машину до окраины города, — сказала Аданешь, — а дальше придется вам. По горной дороге я боюсь.

— Хорошо, — ответил я, не совсем понимая, почему она боится.

Мы выехали за город, и я сразу понял, чего так боялась Аданешь. Через несколько минут дорога, сузившись до двух полос — по одной в каждую сторону, — выскочила на самый край высоченного, не меньше полукилометра, обрыва и стала бешено петлять, огибая все неровности гигантской горы, склоны которой были сплошь покрыты густыми зарослями опунции. Миновав одну гору, мы очутились на другой, потом на третьей и так далее, медленно перебираясь вдоль тянущегося на юго-запад хребта. То и дело, из-за поворота возникали лениво ползущие навстречу грузовики. Разъехаться с ними было непросто — приходилось прижиматься к узкой, не более метра шириной, обочине, за которой зияла пугающая своей глубиной пропасть. Никаких бордюров или ограждений не было и в помине. Дальше — хуже. Через пару часов асфальт закончился, и мы покатили по грунтовой, посыпанной красноватым щебнем, дороге. Длинный шлейф рыжей пыли вился за нами. За последний час нам попался только один грузовик, двигающийся в попутном направлении. Поначалу пришлось тащиться за ним в густом облаке пыли, а потом обгонять, протискиваясь между грузовиком и нависшей над дорогой скалой. Пейзаж вокруг изменился, обретя какие-то фантастические, я бы даже сказал, марсианские черты. Вместо цветущих сине-зеленых гор, теперь вокруг высились полностью лишенные растительности бурые скалы, похожие на пирамиды расплавленного шлака.

Впереди показался довольно крутой поворот. Я сбросил скорость и плавно повернул руль. Машина, как капризный ребенок, которому надоело слушаться родителей, проигнорировала мои действия и упрямо двигалась вперед. Вдавив педаль тормоза в пол, я почувствовал, что все четыре колеса перестали вращаться, но круглые катышки щебня, будто ролики, продолжали по инерции тащить машину к обрыву. «Фиат» остановился только на самом краю, еще немного, и правое переднее колесо повисло бы над бездной. Двигатель заглох. Я облегченно выдохнул и посмотрел на своих попутчиков. Аданешь сидела, закрыв глаза, на лице Абдель-Алема застыла гримаса ужаса. У меня тряслись руки и ноги, от напряжения заболела шея. Я понял, что надо немного передохнуть. Аданешь осторожно выбралась из машины и закурила. Я вылез следом и, подойдя к обрыву, попытался заглянуть вниз, но сразу отшатнулся — закружилась голова и тошнота подступила к горлу. Такого мне раньше видеть не приходилось. Останкинская башня отдыхает — тут высота была раза в два больше. Даже жутко представить, что было бы с нами, не остановись машина вовремя. Аданешь молча протянула мне сигарету, я жадно затянулся.

— Ну, ты ездун! — сказала она.

— Я-то тут при чем? — возмутился я. — Не нравится, садись за руль сама.

Мне стало обидно, и я даже не заметил, как мы нечаянно перешли на «ты». Аданешь, не говоря больше ни слова, подошла к машине и села на свое место. Я швырнул недокуренную сигарету в пропасть, проводив ее долгим взглядом.

— Ладно. Только больше никаких претензий. Тебе понятно? — обратился я к Аданешь, вновь садясь за руль. — А тебе? — зачем-то сказал я, повернувшись к Абдель-Алему.

Тот, конечно, ничего не понял, но на всякий случай кивнул.

Я завел мотор, сдал немного назад, и мы поползли дальше. Километров через двадцать вновь появился асфальт — видимо, мы приближались к городу. За очередным поворотом открылся вид на бугристую, поросшую скудной растительностью, долину, и дорога резко нырнула вниз. Предстоял крутой спуск. Я включил вторую передачу и все время держал ногу на педали тормоза. Мотор натужно выл. Казалось, колеса вот-вот потеряют сцепление с асфальтом и машину понесет. В конце спуска нас поджидал «тещин язык» — резкий, на сто восемьдесят градусов, поворот, за которым дорога вновь под невероятным углом устремлялась вниз. Разобравшись еще с двумя «тещиными языками», мы, наконец, попали в долину и уже через десять минут въехали в Аксум.

Небольшой пыльный городишко, расположенный в северной части провинции Тиграй, он весь был застроен одноэтажными домиками, по большей части, глинобитными хижинами. Лысые холмы окружали Аксум с четырех сторон. Центральная площадь, расположенная на месте старого города, заметно отличалась от остальной части Аксума. Возникало волнующее чувство соприкосновения с великой тайной истории. Три монолитных обелиска, высеченных из гранита и украшенных невероятными узорами, устремлялись в небо, словно немое доказательство былого могущества Аксумского царства. Ни сами обелиски, ни ведущая к ним каменная лестница, казалось, совершенно неподвластны времени. Единственным напоминанием о бренности всего сущего являлся четвертый обелиск, рухнувший, видимо, много лет назад, и расколовшийся на огромные глыбы.

Столетия погребли под толщей земли большую часть города, но стараниями археологов многие памятники древней цивилизации были отвоеваны у времени и являли взору удивительные образцы аксумской культуры, в полной мере подтверждающие исключительное мастерство античных зодчих. В особенности, поражали изъеденные тремя тысячелетиями, но, тем не менее, сохранившиеся, стены дворца царицы Шебы и ее знаменитая купель, высеченная и огромного куска гранита.

Неподалеку возвышался необычной формы древний храм, православный, как сказала Аданешь. Однако я не нашел в нем ничего от наших, русских церквей, даже округлый восьмиконечный крест на макушке своей ажурностью напоминал, скорее, большую снежинку.