Николай Панов - Боцман с «Тумана»

А офицер уже исчезал в дверях кают-компании, на ходу застегивая пуговицы реглана.

Медведев медленно допивал чай. Присаживался к черной глыбе рояля в углу кают-компании.

Пальцами, шершавыми от морской воды и океанских ветров, небрежно пробегал по гладким клавишам и, вздохнув, опускал крышку рояля.

Вестовые уже снимали скатерти, заменяли их зеленым сукном, расставляли пепельницы на столах.

Медведев подходил к иллюминатору, отвинчивал боковой болт, отодвигал толстое мутноватое стекло. Соленый ветер врывался снаружи. Вокруг «Вихря» вились неторопливые белогрудые чайки, курсом на вест уходили катера, курсом на вест — высоко в небе — проносились наши истребители и торпедоносцы.

Взяв в каюте фуражку, старший лейтенант выходил на верхнюю палубу, подходил к переброшенным на берег сходням.

Вытягивался стоявший с винтовкой у сходней часовой краснофлотец…

Здесь берег круто убегал вверх. Внизу, у корабельного трапа, сопка темнела ребрами обнаженного гранита. Выше, по склону, зеленели низкие заросли ползучих заполярных березок.

«Наш парк культуры и отдыха», — называли это место моряки плавучей базы.

Медленно, извилистой тропкой Медведев поднимался на сопку. Все выше вела тропа, ее пересекали горные ручейки, вода ртутно блестела из-под намокшего жесткого мха. Мокрый гранит скользил под ногами.

Старший лейтенант поднимался все выше.

«Вихрь» стоял внизу, плотно прижавшись к береговым скалам. Сверху его прикрывала серая маскировочная сеть. Сеть окутывала скалы и мачты корабля; с воздуха весь теплоход казался плоским выступом каменного берега.

Полускрытые маскировочной сетью, на свинцовой ряби фиорда жались к борту теплохода маленькие торпедные катера.

Оттуда поднимался грохот моторов. То один, то другой катер уходил к горлу фиорда, оставляя на воде бутылочно-голубой след…

Чем ближе к вершине, тем сильнее дул в лицо крепкий морской ветер. Старший лейтенант входил в цепкие заросли березок, в разлив черничной листвы. За поворотом виднелся сложенный из камней дзот, блестели из-под лиственных укрытий длинные стволы зениток береговой батареи.

Немного ниже, на открытом месте, темнел свежий холмик маленькой братской могилы. На нем лежали широкие венки розовых горных цветов. Здесь схоронили Семушкина и Ильина, павших в морском бою,

Медведев медленно подходил к обрыву.

Закуривал, заслонившись от ветра. Глядел в открывающийся с веста огромный простор.

За зубчатой стеной сопок виднелась сизая полоса Баренцева моря. Дальше — широкая дымчатая пелена норвежских горных хребтов. Там залегли фашистские егерские части. Подолгу неотрывно смотрел в эту сторону Медведев, жевал задумчиво мундштук, и все больше укреплялась всецело овладевшая им, такая неосуществимая на первый взгляд мысль…

Он опускался вниз, шел к месту ремонта своего корабля.

Катер, вытащенный на берег, стоял на высоких деревянных подпорах. Высоко взлетал над землей изогнутый узкий киль. Еще была видна на рубке тщательно нарисованная цифра "3" — счет потопленных вражеских кораблей. Но краснофлотцы уже раздевали катер, счищали с подводной части въевшиеся в дерево ракушки и старую, облупившуюся краску.

Как резко выступали теперь все раны корабля, полученные в последнем бою! Пластырь был снят, огромная пробоина чернела у самой ватерлинии. Сквозь нее видны были мотористы, разбиравшие поврежденный мотор.

Хмуро вставала над палубой пробитая осколками и пулями рубка. Сиротливо высилась мачта без флага и антенны. Медведев чувствовал себя здесь, как в операционной в присутствии тяжело больного друга.

Однажды он услышал разговор краснофлотцев. Подошел незамеченный, остановился под килем у широкого плавника руля.

Медведев сразу распознал голоса.

Говорил радист Кульбин обычным своим, будто немного сонным голосом:

— Что это ты кислый такой? Укачало, что ли, на суше?

И конечно, ответил Фролов. Медведев знал, какая дружба связывает этих, таких не похожих друг на друга матросов.

Фролов — живой, легкомысленный парень, корабельный остряк и задира — сейчас казался подавленным и раздраженным.

— Сухая ты, Вася, душа. Третий день по земле хожу и все в себя не приду. Смотри, как покорежило катер.

Помолчали. Работали на палубе, перетаскивая какие-то вещи. Снова заговорил Фролов:

— Какой катер! Быстрый, что чайка. Три корабля потопили, самолет пустили на дно. А теперь что? По чужим кораблям разойдемся?

— А ему все равно уж в ремонт пора, — негромко сказал Кульбин. — Ты зачем его, Дима, будто хоронишь? Мы ему огня больше дадим, новую рацию поставим. Еще как повоюет…

— А ребята? Те, что погибли? Когда в могилу их опускали, мне солнце черным показалось. Чтобы не заплакать — по душам говорю, Вася, — я себе губу прокусил. Золотые ребята!

— Война! — прозвучал взволнованный голос радиста. — Слезами, друг, делу не поможешь. У матроса слезы наравне с кровью ходят…

— Я бы сейчас на сухопутье пошел, — сказал Фролов страстно. — Лицом к лицу с немцем схватиться. Говорят, командир рапорт подал — в морскую пехоту. Вот бы с ним, пока здесь корабль лечат. Пошел бы ты, Вася, тоже?

— Не знаю…— раздумчиво произнес Кульбин. — С корабля уйдешь — обратно могут не воротить. Я моряком умереть хочу, если уж умирать придется…

Медведев стоял опершись на стальное перо руля. Да, золотые ребята! Как сдружился с ними за короткое военное время!.. Может быть, взять обратно рапорт, оставить все, как было, положиться на волю случая?

Но три часа спустя на борту рейсового катера он уже подходил к причалу главной базы Северного флота.

Много дней и недель не видел он этого города в сопках — города, лишенного детей и деревьев, возникшего на голых гранитных утесах, — на скалах, отшлифованных постоянными яростными ветрами, дующими со всех тридцати двух румбов.

Уже рейсовый катер прошел линию противолодочных бонов, огибал пологий, кое-где пестреющий деревянными домами Екатерининский остров.

Нежданный снежный заряд закрутился в воздухе, жесткой крупой осел на серых чехлах и на ворсе шинелей. Мгновенно надвинулась и промчалась зима, и вновь засияло солнце, заблестели окна домов базы, всеми цветами радуги заиграла вода залива.

Темнели пологие гранитные холмы, светлели на них узкие мостики-трапы, превращающие весь город в огромный каменный корабль. Уже с причала видны были центральный городской стадион, тяжелое, похожее на форпост рыцарского замка здание штаба на склоне сопки.

У трапа старшина проверял документы сходящих на берег. Задержал на Медведеве взгляд. Какой-то капитан, длинноносый, в круглых очках, ходил по пирсу, лениво любуясь радужной расцветкой залива.