за живой и мертвой водой.

— Украинский националист, фашист, — Подляский переплел пальцы рук и крепко стиснул их. — Бандеровец — герман так. Пану надо бояться бандеровцев. Пану на сход–полночь надо идти, за Луцк.

Колесник задумался на секунду, оглянулся на товарищей, вздохнул.

— Спасибо, пан Казимир, спасибо, пан Подляский. Желаю, чтобы ваша родина поскорее освободилась от фашистов. Можно идти нам?

Насупившийся Казимир молча кивнул головой.

«Этот может дать очередь в спину…» — подумал Колесник. Он шел среди деревьев, пропустив товарищей вперед, знал, что поляки смотрят им вслед, и все ждал выстрела.

И только когда удалились метров на двести, вздохнул с облегчением.

— Слава богу, — сказал Пантелеймон. — Они люди ничего, поляки–то. А сразу было… Слава богу, услышал мою молитву.

— Павлуш, скажи ему… — возмущенный Ахмет оглянулся на Колесника — Не могу я слышать этот дурной башка. На нервы действует своим аллахом.

— Так я и за тебя молился, хоть ты и татарин, — душевно сказал Пантелеймон. — Они ведь нас пострелять хотели. А господь отвел руку…

Ахмет от негодования затряс головой, несколько раз выругался по–своему. Колесник и не пытался возражать Пантелеймону: уже убедился, что это бессмысленное занятие. Но его нервы были все еще напряжены и болтовня этого блаженного раздражала, мешала думать. А после встречи с поляками ему было о чем поразмыслить.

— Пантелеймон, — строго сказал Колесник, — чтобы я больше не слышал о боге.

— Ребята, милые, — заныл Пантелеймон, — чем моя молитва вам помешала?

— Никто тебе молиться не запрещает, но только делай это про себя или отойди в сторонку. Последний раз предупреждаю. Будешь надоедать со своим богом — оставим тебя, пойдешь сам.

— Тогда узнаешь, как тебя твой аллах будет спасать, — добавил Ахмет. — Пока что нам с лейтенантом спасибо говори.

…Через полчаса они вышли к уже заросшим вырубкам и затаились до вечера в непролазных зарослях молоденьких берез, осин, переплетенных гибкими стеблями малины и ежевики.

— Господин штурмбаннфюрер, разрешите сообщить последнюю новость: наш Головастик обзавелся секретаршей… Такая серьезная девица и, должен сказать, вполне привлекательной внешности.

Помощник начальника гестапо едва сдерживал улыбку, так как был уверен, что новость покажется шефу пикантной и позабавит его. Он не ошибся. Герц сложил губы трубочкой, тихо свистнул.

— Вот этого я не ожидал… Хороша собой, говоришь?

— Вполне. Но держится строго, на финтифлюшку не похожа. Военная выправка, чувствуется школа гитлерюгенда.

— Весьма занятно, весьма… — глаза штурмбаннфюрера стали веселыми, маслянистыми. — Постарайтесь узнать о их взаимоотношениях. Все с подробностями…

Когда помощник закрыл за собой дверь, Герц вынул из ящика стола овальное зеркальце и с удовольствием осмотрел свежевыбритую физиономию. Для своих сорока лет он выглядел прямо–таки отлично. Мужчина в соку. Но каков Головастик! Мужское самолюбие Герца было слегка раззадорено. Сам–то он не собирался стать соперником Хауссера, но решил, что было бы неплохо, если бы кто–либо из его подчиненных отбил девчонку у советника или хотя бы наставил ему рога.

В кабинет снова зашел помощник. От прежнего игривого выражения на его лице не осталось и следа.

— Только что получена депеша…,

Герц прочел сообщение. Всего три часа назад невдалеке от Братына был подорван воинский эшелон. Из числа сопровождающих только трое остались в живых. Половина танков сожжена, остальные потребуют капитального ремонта. Предполагается, что в нападении участвовал отряд численностью более ста человек. Возле железной дороги обнаружено большое количество стреляных гильз, преимущественно немецкого производства. Нападавшие, видимо, потерь не понесли.

Это сообщение ошеломило начальника гестапо. Его опасения подтвердились.

— Сейчас же найдите советника Хауссера, — тихо, не отрывая глаз от депеши, приказал Герц. — Пусть он немедленно явится ко мне.

Помощник щелкнул каблуками.

— Один момент! — остановил его шеф. — Пусть Карл принесет мне картотеку оуновцев.

Часа через полтора явился Хауссер. Он застал начальника гестапо за работой. Штурмбаннфюрер со скорбным видом перебирал карточки, стоявшие в узком лакированном ящике, и откладывал некоторые из них. Он молча кивнул головой советнику, подал ему депешу.

Как только Хауссер прочел о большом количестве стреляных гильз немецкого производства, он сразу понял, что на этот раз на железной дороге действовала какая–то бандеровская сотня. Предстоял трудный разговор со штурмбаннфюрером.

— Что вы скажете, господин советник? — могильным голосом спросил Герц, продолжая рассматривать карточки.

— Мне кажется, необходимо получить более подробное донесение о случившемся.

— Что вам неясно?

— Все очень странно, загадочно…

— Вы считаете, что и этот эшелон могли уничтожить советские партизаны? Возле Братына? Там, где никогда не случалось ничего подобного?

— Насколько мне известно, в Братынском лесу советские партизаны появлялись.

— Когда это было! Год назад. Партизаны были окружены и разбиты наголову. Больше они не совали свой нос в этот лес.

— От них всего можно ожидать…

— Только не этого. Партизаны действуют на железной дороге маленькими группами. В нападении на эшелон у Братына участвовало более сотни человек. Отряд! И затем вы обратили внимание, что, судя по гильзам, отряд был почти полностью вооружен немецкими винтовками?

— Кто же уничтожил эшелон? — довольно невинно спросил Хауссер.

— Те, кому по вашей рекомендации мы даем свое оружие и боеприпасы.

Советника Хауссера не так–то легко было припереть к стене.

— Я попрошу господина штурмбаннфюрера напомнить мне хотя бы один случай вооруженного нападения оуновцев на наши воинские эшелоны.

— Достаточно этого случая. Вполне! Мы лишились одиннадцати танков вместе с их экипажами. И мне известно, что буквально несколько дней назад оуновцы отправили в район Братына большую партию немецких винтовок и боеприпасов.

Хауссер еще раз прочел депешу, пожевал губами, сказал снисходительным тоном:

— Что ж! Могу допустить, что произошло какое–то прискорбное недоразумение…

— Недоразумение! — взорвался Герц. — Вы называете это недоразумением? Так вот, ставлю вас в известность: я арестую нескольких видных оуновцев и повешу их на площади, дабы такие прискорбные недоразумения не повторялись. Кроме того, я разгромлю ту банду, которая принимала участие в нападении на эшелон, истреблю их всех до одного!

— И освободите Братынский лес для советских партизан… — невозмутимо добавил Хауссер. — Кстати, именно бандеровцы помогли вам выкурить большевиков оттуда год назад. Без их помощи вы бы ничего не сделали.