Приключения-74

Перемена в Мельникове очень удивила Воронова. Если бы он не знал его столь хорошо, то подумал, что сидит перед ним совершенно другой человек, совсем не тот, который когда-то так бесцеремонно выпроводил его своей квартиры в то теперь такое далекое утро. Мельников сел на указанный стул и тяжелым взглядом обвел комнату.

— Как камера? Не жалуетесь? — начал Воронов.

— Не жалуюсь, — отрезал Мельников. — Не сам я себе ее выбирал.

— Сами, Игорь Александрович, только сами. Может быть, не именно эту, но что камеру — несомненно. Теперь к делу, Игорь Александрович. Я хочу уточнить несколько фактов. Первое — скажите, почему вы зарядили несколько патронов? Не хотели ли вы подложить такой же, ну, скажем, Вишняку?

— Глупости, — Мельников даже фыркнул. — Очень просто объясняется. Я забыл, куда сунул первый, и пришлось делать второй. К тому же подумал: а вдруг не удастся что-нибудь и Мамлеев патрон отбракует? Второй и пригодится.

— А как вы производили перезарядку? Расскажите поподробней.

— Вы же сами имели дело с оружием и знаете, как это делается.

— Простите, Игорь Александрович, мои знания пока останутся при мне. Меня интересуют ваши.

Мельников пожал плечами, дескать, можете измываться, но объяснил.

— Взял несколько штук, вскрыл...

— Чем?

— Перочинным ножом. Один из патронов раскатал сверху. Дробь выкинул. Из двух других ссыпал порох и загнул два пыжа. Закатал.

— Чем?

— Ручкой перочинного ножа. Вот и все.

— Что сделали с пороховым зарядом?

— Ничего. Уложил тройную дозу, думал, что отдача будет достаточно сильная, чтобы встряхнуть Мамлеева. И не предполагал, что «меркель» окажется таким хлипким. Или бракованным...

— На «меркеле» стоит клеймо нитропорохового испытания, и запас его прочности намного превышает мощность тройного заряда!

— Не знаю. Очевидно, клеймо липовое. Не соответствует состоянию стволов.

— Если я вас правильно понял, вы досыпали в один патрон только три заряда, не так ли?

— Да, так, — брови Мельникова удивленно вскинулись, настойчивость Воронова его насторожила, но он еще никак не мог понять причину такой настойчивости.

— Вам не показался порох каким-то странным?

Мельников мгновение подумал и, все более удивляясь, сказал:

— Не показался. Порох есть порох.

Воронов сделал паузу, как рыбак, увидевший поклевку, но еще не уверенный, что настало мгновение подсечки. Потом сказал быстро и грубо:

— Скажите, гражданин Мельников, когда, где и как вы получили от Альфредо Родони две пачки патронов с красными крестами?

Мельников сдержался, но в голосе его не чувствовалось прежней твердости:

— Чепуха какая-то!

— Вы уже здесь три дня. Разве это похоже на чепуху? Послушайте, Игорь Александрович, после всего сделанного вами второй самой большой вашей глупостью будет дальнейшая ложь. Это бессмысленно. Экспертиза показала, что все до одного патрона, и в том числе второй «чужак», заводской закатки. Это раз. И никакого дешевого перочинного ножа не было. Удивляюсь, что вы пошли на такую ложь. Второе. И об этом вы не могли знать — в состав пороха «чужого» патрона подмешана порошкообразная взрывчатка. Нитронал. В нашей стране, между прочим, такое взрывчатое вещество не производится вообще. Давайте-ка лучше говорить правду.

Мельников хотел что-то возразить, но Воронов неожиданно перебил его:

— Вы получили эти пачки в мае, во время соревнований во Франции?

— Да, — глухо произнес Мельников, и это «да» прозвучало для него как приговор.

— Их передал Альфредо Родони?

— Нет, — устало сказал Мельников. — Карди. Родони сказался больным и не явился на назначенную встречу.

— Вот так-то лучше. А теперь расскажите все по порядку., И поподробнее, пожалуйста, нам спешить некуда.

— Родони я видел несколько раз — и на чемпионатах мира, и на прошлых Олимпийских играх. Несмотря на то, что мы, советские, были ему, человеку другого класса, абсолютно чуждые да еще фавориты, доставлявшие немало неприятностей, он относился к нам с особой симпатией. Думаю, потому еще, что вообще был общительным парнем. Почему бы ему таким не быть? Богат как Крез. Даже Карди, говоря о деньгах своего родственника, захлебывался от восторга и не мог скрыть черной зависти.

Когда ты на соревнованиях, с утра и до вечера с людьми молодыми, полными сил, и когда все-таки есть свободное время почесать языки, контакты устанавливаются легко и прочно. А если ты знаешь, что уже через несколько месяцев вновь встретишься — то ли на первенстве Европы, то ли на товарищеских состязаниях в какой-нибудь заморской стране, то, естественно, хочется, чтобы тебя окружали знакомые и по возможности симпатичные лица.

По-настоящему мы сблизились с Родони два года назад. Во Флоренции, во время матча четырех стран на Кубок Родони. Да, Альфредо учредил кубок своего имени и принимал как хозяин. Естественно, сам в соревнованиях не участвовал. Стреляли мы на стенде Флоренции. Вечером шатались по ее милым улицам, толкались на смешном Понто-Веккио, на гранитной набережной, прикидывая на глаз подъем воды во время знаменитого флорентийского наводнения.

Турнир был как турнир. Нового он ничего не принес — Мамлеев выиграл, Вишняк был вторым, а я умудрился выбраться на пятое место. Альфредо так радушно меня поздравлял, что я расчувствовался не в меру. Мы крепко выпили по этому поводу в каком-то маленьком полуподвальном кабачке, где было славное вино. В день отдыха Альфредо пригласил нашу команду к себе на ферму. От Флоренции километров шестьдесят. Среди холмов и виноградников стоял старый, шестнадцатого века, но модернизированный, со всеми удобствами дом.

Приглашая на ферму, Альфредо обещал сюрприз. И сюрприз был действительно королевский. Оказывается, в то воскресенье в Италии открывалась охота. И нас утром подняли рано и вручили по хорошему «меркелю». Родони разрешил стрелять фазанов сколько угодно. До этого Мамлеев на фазаньей охоте не бывал и к шумному взлету птиц не привык. Первое время нещадно пуделял, чем немало веселил Родони. Я же стрелял фазанов у нас на юге и двадцатью выстрелами взял восемнадцать штук. Девятнадцатого то ли легко ударил, то ли промазал, сказать трудно, фазан ушел за склон холма.

Мамлеев был страшно зол. Весь обед блюд на восемь молчал, а потом взял стакан с виски и ушел в качалку на террасу и там разговаривал с женой Родони, смазливой итальянской хохотушкой. Мы же с Альфредо прилично налегли на вино, затем перешли в кабинет, где не было ни одного не имеющего отношения к охоте предмета. Да, это была коллекция! Не чета моей. Альфредо показал новенькую десятизарядную «беретту» с хромированной шейкой. На вопрос: «Сколько же она стоит?» — небрежно бросил: «Что-то около шестисот тысяч лир».