Приключения-79

Учитель Фазиль, как бы не веря своим ушам, посмотрел на следователя и хотел что-то ему возразить, но Гюндюз не дал ему возможности договорить:

— Это еще как сказать, есть ли связь между вашей жизнью и нашим сегодняшним разговором.

Учитель Фазиль уставился в сторону реки, уже начинавшей блестеть с наступлением темноты, и вымолвил:

— Имаш на вокзале был.

— Так! Теперь трое...

Учитель Фазиль вновь изумленно повернулся к следователю по особо важным делам Гюндюзу Керимбейли. Конечно, он никак уж не ожидал, что только что произнесенные им слова, его последнее сообщение будут восприняты столь спокойно.

Гюндюз уточнил:

— Отчего вы это скрывали?

— Не хотел, чтобы в эту историю впутали Саадет. Не хочу, чтоб ее именем забавлялись в нашем райцентре.

— А что Имаш делал на вокзале?

— Стоял у кассы и смотрел на нас.

— Он в открытую рассматривал вас?

— Да.

— А потом?

— Потом он ушел.

— Больше его не видели?

— Нет, — поколебавшись, учитель Фазиль с видимым усилием добавил: — Но он никакого отношения к убийству не имеет... Он очень любит Саадет. И такое не сделает... Дедушку ограбили.

— Кружок стрельбы из лука в, школе организовали вы?

Фазиль Гемерлинский опять удивленно посмотрел на следователя по особо важным делам.

— Да. А что?

Гюндюз Керимбейли собирался еще о чем-то спросить, но в этот момент сзади послышался голос Муршуда:

— Дядя Гюндюз! Дядя Гюндюз!

Муршуд, запыхавшись, подбежал к ним и выдохнул:

— Наш прокурор ищет вас. Человека домой посылал. И машина его по улицам вас ищет.

Когда Гюндюз Керимбейли вошел в кабинет, прокурор Дадашлы посмотрел на него со своего места снизу вверх, хитро улыбнулся, и, естественно, как и мы, следователь по особо важным делам не мог не догадаться: есть какая-то новость, причем хорошая новость. Весь мясистый лик прокурора Дадашлы сейчас откровенно провозглашал: пре-крас-на-я но-вость.

Дадашлы кивнул на сидящего перед ним младшего лейтенанта Гасан-заде.

— Чтоб ни дня не прожить без милиции! — сказал он и, натужась, попытался как можно глубже втянуть в себя живот, чтобы вытащить ящик письменного стола. — Вас ожидает сюрприз.

Увидев Гюндюза, младший лейтенант встал и продолжал стоять по стойке «смирно».

Подойдя к столу, следователь спросил:

— Часы?

Дадашлы, оторвав взгляд от ящика, посмотрел на этого выглядевшего намного моложе своих лет бакинца и, в свою очередь, спросил:

— Это как называется? Телепатия?

Гюндюз улыбнулся:

— Интуиция.

Прокурор Дадашлы обменялся взглядами с младшим лейтенантом и покачал головой: вот-де, мол, товарищ младший лейтенант, какие чудеса происходят на свете. Затем он вытащил из ящика золотые наручные часы и положил их на стол.

Гюндюз взял часы и взглянул на них с таким интересом, будто эти золотые часы сейчас и поведают ему все, что с ними произошло, по порядку.

Поднявшись, Дадашлы засунул руки в карманы брюк, обойдя стол, подошел к Гюндюзу и воззрился через голову следователя по особо важным делам на часы так, будто узрел их впервые. Потом он вынул правую руку из кармана и положил ее на плечо младшего лейтенанта.

— Садись, — разрешил прокурор. — Ты читал «Принца и нищего», Гасан-заде?

— Читал, товарищ прокурор, — четко отрапортовал милиционер.

— Майлса в этой книге помнишь?

Гасан-заде несколько смутился:

— Я, товарищ прокурор, ее давно читал.

— Этому Майлсу было дано дозволение в любое время сидеть в присутствии королей Англии. — Прокурору Дадашлы так понравились собственные слова, что он громко засмеялся. Находка золотых часов его явно обрадовала, он снова погрузил руку в карман и продолжал любоваться часами. — Наш младший лейтенант товарищ Гасан-заде обладает таким подходом к людям, что никогда не ожидаешь, с каким он уловом вернется. Вот и Зибу он взял тоже совсем неожиданно.

Положив часы на стол, Гюндюз повернулся к младшему лейтенанту:

— Слушаю вас.

Его деловитость не очень-то повлияла на Дадашлы. Прокурор решил отвечать сам вместо младшего лейтенанта:

— У нас в райцентре есть некая Зиба, на вокзале пирожки продает. Так она на вокзале и хотела эти часы сплавить кому-то из проезжающих. — Дадашлы вновь взглянул на младшего лейтенанта. — Попробовала, да наш смелый Майлс, как горный орел, пал на ее голову!

Гюндюз Керимбейли по-прежнему безо всякой улыбки спросил:

— Она какое-нибудь объяснение дала?

На сей раз серьезность в его голосе повлияла и на прокурора Дадашлы, и он, пройдя за стол и рассаживаясь в кресле, сказал:

— Утверждает, будто она их нашла.

Младший лейтенант, наклонившись, достал из портфеля, поставленного им у ног, листок бумаги и протянул его следователю по особо важным делам.

— Пожалуйста, — доложил он. — Вот ее показания.

— Не нужно, — сказал Гюндюз. — Где она живет, эта Зиба?

Гасан-заде поднял с пола портфель.

— Если позволите, я провожу вас.

Потихоньку погода снова начинала хмуриться, и хмурость эта отчетливо проступала на фоне загорающихся электричеством окон, она будто предвещала: еще немного — и липкий снег опять загонит жителей городка в их дома.

Младший лейтенант Гасан-заде, шагая рядом с Гюндюзом, спросил:

— В столице вы тоже не пользуетесь автомобилем, товарищ Керимбейли?

— Когда надо, сажусь, конечно. В Баку обойтись без машины задача невыполнимая. Но я не люблю ни машин, ни троллейбусов, ни автобусов.

Младший лейтенант буквально впивался в каждое слово прибывшего из Баку известного криминалиста и, несомненно, из каждой его реплики извлекал для себя поучение и мораль. Несколько смущаясь, он произнес:

— Знаете, наш райцентр хороший город. Есть где в нем погулять. И люди здесь хорошие...

Гюндюз, окинув взглядом младшего лейтенанта, улыбнулся и сказал:

— Иначе я и не думаю.

Гасан-заде все еще стеснялся.

— Знаете, — сказал он, — чувствуешь себя как-то непривычно... Первый раз вы сюда приехали. Впервые видите эти места, этих людей... А ищете среди них убийцу...

— Такая уж у нас работа, лейтенант. — Гюндюз, конечно, сознательно опустил слово «младший». — И у вас, и у меня, и у всех нас... Вам сколько лет?

— Двадцать четыре.

— Еще все впереди, лейтенант. Много еще людей увидите, со многими делами столкнетесь, и сердце у вас частенько еще будет прихватывать горечью, но одного у вас не должно быть — неудовлетворенности. Не надо себя жалеть, как же это так, что я, мол, всю жизнь посвятил такому занятию, а люди выращивают цветы, пишут книги, дают концерты... Я же денно и нощно караулю воров, поджидаю убийцу и в мыслях своих подозреваю чуть ли не каждого, а потом выясняется, что и правонарушитель-то вовсе не тот человек, которого я подозревал, а совсем другой. Необходимо когда-нибудь обо всем об этом передумать. И никогда уже себя не жалеть. А знаете, что для этого нужно?