Уилбур Смит - Золотой Лис

Теперь же некогда восхитительные волосы Тары поседели, и она сама красила их дешевыми красителями, придававшими им всевозможные оттенки, от рыжевато-бронзового до темно-фиолетового. Безупречная шелковистая кожа, унаследованная Изабеллой, высохла, пожелтела и покрылась морщинами; видно было, что за ней совсем не ухаживали. Между носом и щеками образовались толстые складки, лицо усеяно черными точками грязи, застрявшей в увеличенных порах, а вставные зубы были слишком велики для ее рта и портили изящную линию губ.

Она бросилась вниз по ступенькам от двери гостиницы навстречу Изабелле в облаке едких одеколонных паров. Изабелла обняла ее; чувство вины явно увеличивало силу объятий.

— Дай-ка я посмотрю на мою дорогую доченьку. — Тара отстранилась от Изабеллы, и взгляд ее тут же упал на живот. — Ты стала еще красивей, Белла, если, конечно, это вообще возможно; впрочем, в причине этого сомневаться не приходится. Ведь ты носишь в себе маленький комочек радости и счастья.

Улыбка Изабеллы заметно скривилась, но она постаралась сдержать свое раздражение и никак не отреагировала на подобный комплимент.

— Ты хорошо выглядишь, мамочка, — то есть, я хотела сказать, Тара.

Тара была одета, как типичный воинствующий левак: бесформенный серый кардиган поверх длинного ситцевого старушечьего платья и открытые коричневые мужские сандалии.

— Уж сколько месяцев прошло, — жаловалась Тара, — почти что год, а ведь ты живешь в двух шагах отсюда. Ты совсем забыла свою старую мамулю.

Майкл ловко вмешался в их беседу и прервал поток ее жалоб, обняв с неподдельной теплотой и искренностью. Она театрально высказала ему свою материнскую любовь.

— Микки, ты всегда был самым нежным и любящим из всех моих детей.

Изабелла почувствовала, что ее улыбка становится все более натянутой. Интересно, думала она, сколько еще мне придется здесь проторчать и когда, наконец, предоставится случай улизнуть. Она знала, что это будет нелегко и вряд ли она может рассчитывать на помощь Майкла. Тара взяла их обоих под руки — Майкл по одну сторону от нее, Изабелла по другую — и торжественно повела в гостиницу.

— Я приготовила для вас чай и печенье. Я просто места себе не находила с той самой минуты, когда Майкл позвонил и сказал, что вы приедете.

В это субботнее утро гостиная «Лорда Китченера» была переполнена постояльцами. В воздухе висело густое облако табачного дыма и слышался монотонный гул голосов, что-то лопотавших на суахили, гуджарати и коса. Тара по очереди представила их всем присутствующим, включая тех, кого Изабелла уже встречала во времена предыдущих визитов.

— Мой сын и дочь из Кейптауна, из Южной Африки. — И она замечала, как многие из них вздрагивали, услыхав название страны.

«Ну и черт с ними», — вызывающе подумала Изабелла. Забавно, что дома она считала себя либералом, но как только оказывалась за границей и сталкивалась с подобной реакцией, то тут же испытывала прилив патриотических чувств.

В конце концов Тара усадила их в углу гостиной и, разливая чай, весело и непринужденно спросила, так что ее услышали в самых отдаленных концах большого зала:

— А теперь, Белла, расскажи мне о ребенке. Когда ты собираешься рожать и кто его отец?

— По-моему, это явно неподходящее время и место для такого разговора, Тара. — Изабелла аж побледнела от возмущения, но Тара только рассмеялась.

— Да брось ты, мы все здесь в «Лорди» как одна большая семья. Чувствуй себя как дома.

На этот раз Майкл не выдержал и вполголоса произнес:

— Белла в самом деле не хочет, чтобы весь мир знал о ее личных делах. Мы поговорим об этом позже, Тара.

— Эх ты, старомодная барышня. — Тара наклонилась через стол и попыталась еще раз обнять Изабеллу, но пролила чай на свою ситцевую юбку и отказалась от этого намерения. — У нас никто не забивает себе голову всеми этими буржуазными условностями.

— Хватит, Тара, — решительно заявил Майкл и попробовал отвлечь ее от скользкой темы. — А где Бенджамен? Как он поживает?

— О, Бен — это моя радость и гордость. — Тара с готовностью заглотила наживку. — Он только что выскочил на пару минут. Ему нужно было отнести в школу сочинение. Такой умный мальчик, учится на одни пятерки, ему всего шестнадцать, а директор говорит, что это самый блестящий, самый способный ученик в Рэйхэме за последние десять лет. Все девушки от него просто без ума. Ведь он такой симпатичный. — Тара трещала без умолку, и Изабеллу это вполне устраивало, поскольку от нее не требовалось поддерживать разговор. Вместо этого она расслабленно слушала разговор о несравненных достоинствах сводного брата.

Бенджамен Гама был одной из многих причин того, что Изабелла чувствовала себя крайне неуютно в этом странном мире, где теперь жила ее мать. Позор, который Тара назлекла на семью Кортни, был столь велик, а скандал имел столь неприятные последствия, что само ее имя никогда не упоминалось в Велтевредене. Бабушка запретила произносить его вслух.

Один Майкл разговаривал с ней об этом, и то в самых общих выражениях.

— Извини, Белла. Я не собираюсь повторять всякие злобные сплетни и пересуды. Если тебе это интересно, поговори с кем-нибудь другим. Я могу сообщить тебе только факты, а они состоят только в том, что когда Тара уехала из страны после ареста Мозеса Гамы, ей не было предъявлено никаких обвинений, а впоследствии не было представлено никаких доказательств ее участия в какой бы то ни было преступной деятельности.

— Но, может быть, отец специально все так устроил, чтобы спасти репутацию семьи?

— Тогда почему бы тебе не спросить его самого? — Она в самом деле как-то попыталась затронуть этот вопрос в беседе с отцом, но Шаса тут же сделался непривычно холоден и наотрез отказался обсуждать эту тему. После чего Изабелла почувствовала какое-то странное облегчение. У нее хватило честности признать собственную трусость. На самом деле ей не очень-то и хотелось узнать всю степень вины матери. В глубине души она боялась получить доказательство того, что мать принимала участие в печально знаменитом заговоре своего любовника Мозеса Гамы, пытавшегося взорвать южноафриканский парламент; в результате этой попытки погиб дедушка Изабеллы, отец самой Тары. Так что ее мать, возможно, была предательницей и убийцей, более того, отцеубийцей. И уж, во всяком случае, она была виновата в самой подлой супружеской измене и межрасовой связи, что само по себе по южноафриканскому законодательству являлось преступлением; Изабелла в очередной раз задалась вопросом, что она, собственно, здесь делает.

Внезапно лицо Тары прояснилось и даже на какое-то мгновение приобрело отдаленное подобие ее прежней, давно утраченной красоты.