Дикий Носок - Отстойник

«Ты не юли, по делу давай. Откуда про Катю знаешь?» – сурово подступили к нему мужики.

«Вовчик – пропащая душа донес,» – не моргнув глазом, сдал сообщника старый паук.

Отщепенцы понимающе переглянулись: «Скурвился, Иуда.»

«Где они её держат?»

«Вот чего не ведаю, того не ведаю. Точно не в поселке у озера. Там шила в мешке не утаишь.»

«Они могли увести Катю куда угодно,» – тоскливо оглядела унылую равнину вокруг Лючия. Напуганный всем происходящим Руслан жался к ее ногам.

«Парамошку надо. Он их легко найдет,» – заметил Отто.

«Да где ж его взять? Дикарь ведь. Ходит, где хочет, является, когда вздумается,» – озабоченно ответил Никимчук. – «Давайте-ка для начала разделимся. Будем обходить территорию вокруг поселка. Может повезет и наткнемся на сектантов, или на Парамошку, или на следы какие. А ты, Люся, с мальчонкой здесь посиди. Вдруг кто объявится. А я с этим жуком в поселок пойду. Авось чего да узнаю. Не доверяю я ему.»

Это был какой-то нескончаемый кошмар. События сменяли друг друга, словно картинки в калейдоскопе. Сначала Катя, припав глазом к щели в стене лачуги, наблюдала эпичную битву чернокожего Самсона с неутомимыми в своей фанатичности филистимлянами. Мбонго был великолепен первобытной яростью: нападавшие отскакивали от его кулаков, как теннисные мячики от ракетки, кровь из разбитых носов щедро плескала в серую пыль, хрустели сломанные кости. Девушка даже залюбовалась. Однако, к великой Катиной радости, схватку амбал проиграл. Как бы ни был силен лев, десяток гиен всегда одолеют его. Мбонго начал уставать. Нападавшие, удвоив усилия, словно свора охотничьих собак, гроздьями повисли у него на руках, опутали ноги, сдавили мощную шею. Под невыносимой тяжестью негр опустился на колени.

И только сейчас девушка заметила худого человека в потрепанной черной сутане. Длинным, крючковатым носом с хищно раздувающимися ноздрями и пристальным, немигающим взглядом он больше всего напоминал орла. Участия в схватке человек не принимал. Но Катя всей кожей, вмиг покрывшейся мурашками, почувствовала исходящую от него силу и властность. По телу пробежал озноб. Предчувствие чего-то недоброго охватило пленницу. Тревожная мысль запульсировала в голове: может быть, зря она радуется поражению своего тюремщика? Черный человек с орлиным носом приблизился к обессилевшему великану и Мбонго последним отчаянным рывком кинулся к нему, нечеловеческим усилием сумев стряхнуть с правой руки облепивших её сектантов и выбросив её вперед. Негр почти дотянулся до его шеи, даже коснулся рясы, но, сраженный ударом в висок, рухнул как подкошенный к ногам Дона Хименеса.

Катя охнула. В воцарившемся на мгновение молчании её «ох» прозвучало оглушительно громко. Настолько, что все присутствующие повернули головы в сторону лачуги. Девушка отпрянула от щели, будто ошпаренная кипятком. Как будто её могли не заметить. До Кати только сейчас дошло, что эти люди здесь из-за неё, и негра они убили именно из-за нее. Мгновение спустя дверь рывком распахнулась. Несколько мужчин ввалились в хижину, глядя на девушку опасливо, зло и настороженно, будто на гремучую змею. Они осторожно подбирались с разных сторон к вжавшейся в угол Кате, пока один из них, не подходя вплотную, не накинул ей на шею смотанную из тряпок петлю и не выволок задыхающуюся пленницу наружу. Катя растянулась на земле, изо всех сил пытаясь пальцами ослабить узел на шее, ткнулась носом в пыль и сверкнула голубенькими трусиками. Только что отчаянно боровшаяся со здоровенным негром толпа при виде девушки пугливо отпрянула прочь и начала истово креститься. Лишь Дон Хименес, не отступивший ни на шаг, презрительно плюнул на беззащитно извивающуюся в пыли полуголую ведьму.

Осмелев, сектанты накинули на Катину голову пыльный покров, спеленали по рукам и ногам, как сосиску в тесте и, не церемонясь, куда-то поволокли. Она брыкалась, кричала, колотила кого-то пятками, но добилась только того, что под пыльный мешок на голове всунулась сильная мужская рука и впихнула ей в рот моток тряпья. Чувствуя полное свое бессилие Катя, наконец, беззвучно зарыдала.

Громадная куча мусора высилась неподалеку от того места, где её небрежно бросили на землю. Одна радость – мешок слегка соскочил, обнажив нижнюю половину лица, и теперь, до боли скосив глаза к переносице, Катя могла видеть хоть что-нибудь. Мусор был до смешного разномастный: обломки мебели, совершенно целая деревянная скамейка, высохшие добела, гладкие, похожие на кости животных, стволы деревьев и ветки, даже, кажется, почерневшая, старая, деревянная железнодорожная шпала, каких уже давно не увидишь на современных железных дорогах, высилась в центре, густо присыпанная внизу ломкими, сизыми листьями местной травы.

Горбоносый священник в черной сутане вдохновленно толкал речь. Девушка не понимала ни слова, но клокотавшая в его голосе ярость пугала, словно разъяренный носорог. Судя по раскатистому рычанию, язык был испанским или португальским. «Да это же сектанты,» – запоздало сообразила Катя. – «А этот их длинноносый главарь – испанский священник. От меня то им что надо? Хотят обратить в свою веру? Так я запросто. И покреститься могу, и ислам принять, и иудаизм. Слава Богу, я не мужик, обрезание делать не надо. Мне пофигу. Любой каприз, только отпустите меня. Что за варварские методы привлечения клиентов? А негра вообще убили.» Почему-то сейчас девушка испытывала даже сочувствие к своему бывшему молчаливому тюремщику.

Священник, между тем, разошелся. Речь его, словно бурлящий водопад, с каждой минутой набирала обороты. Он брызгал слюной и обличающе тыкал острым пальцем в Катину сторону, накачивая толпу ненавистью и жаждой крови, словно ушлый бахчевод мочевиной арбуз. Люди зверели на глазах, превращаясь в бездумную, легко управляемую толпу. Взгляды их затуманивались, будто заиндевевшие на морозе окна, лица кривились и искажались, замирая непроницаемыми злобными масками, тела истерически дергались, а кулаки непроизвольно сжимались. Да, святоша был мастером своего дела. Он уже почти кричал, коротко и хрипло, будто каркающий ворон. Толпа дружно отвечала яростными воплями. В какой-то момент ошеломленную Катю снова грубо подхватили, пребольно швырнули спиной на что-то твердое, споро примотали, заведя назад немедленно заломившие в плечах руки и, наконец, сдернули ненавистный мешок с головы.

Растрепанная, ничего не понимающая Катя обнаружила себя аккурат посреди кучи мусора, крепко прикрученной к той самой деревянной шпале, глубоко вкопанной в землю. Вокруг бесновалась толпа, выплевывая ей в лицо ругательства на незнакомых языках. Как языки костра, она подбиралась к девушке то с одной, то с другой стороны, то в страхе пятилась назад, пока, наконец, не осмелела и не ущипнула Катю за плечо, оторвав клочок ткани её одеяния. Мгновение спустя толпа накинулась на девушку со всех сторон, жадно потянула, потащила, разрывая на части. И только гневный окрик испанского инквизитора заставил её отринуть, бросив желанную добычу. Многострадальная ночнушка моментально была разодрана в клочья, свисая обрывками ткани с веревок.