В Слесарев - Геймекер

Эту недлинную речь Михалыч выслушал уже слегка обалдевшим. На сегодня впечатлений было достаточно.

– Только один вопрос, – не устояв, все же спросил он, – Что это за кости?

– Это часть рога священного Лося – Хэглэна – Водяного оленя, Небесного Слона – ответил помощник, с неестественной манерностью и несколько странными интонациями. – тотема и владетеля этой земли.

Виновато поморщившись, словно стесняясь своих слов, он продолжил:

– Кости – язык Мокоши. С их помощью она дает советы, предсказывает будущее и делает еще много чего другого. Они защищают нас от бед и напастей.

Помощник, помолчал и добавил:

– Азор, простите, если эти слова кажутся вам странными. Эта лексическая конструкция является ритуальной. Она минимально необходима, когда речь заходит о подобных материях. Подробные инструкции вы получите позже.

Глава 48

Уже много дней Николай провел в задумчивости по поводу того, не является ли он тем самым, «последним». Эта мысль преследовала его неотступно. Уже месяц ни о чем другом он думать не мог. С пристрастием он штудировал Писание и доставал Михалыча разными математическими закидонами по поводу кода, который нужно было бы отправить Создателю. Слава богу – на фирме в это время особых запарок не случалось.

После множества бурных обсуждений, не придя ни к каким теоретически обоснованным выводам, они решили все-таки попробовать пару – тройку вариантов. Попробовали с десяток – не получив результата, но не отчаялись. Слава богу, навязчивость идеи пошла на убыль, обостряясь лишь изредка. Тогда они возвращались к ней, пытаясь реализовать очередную математическую фантазию.

Однажды Сыч связался с одним из приятелей, со странным упорством державшим свой собственный виртуальный мирок, в котором они пару раз неплохо проводили время, и пригласил его на уикенд.

Савва, это был он, с удовольствием принял приглашение. Они провели недельку в Берлоге, вволю предавшись незамысловатым радостям первобытного бытия, сдобренного комфортом затерявшегося в веках дворца одного из ранних фараонов, который Николай за ненадобностью умыкнул в свое пользование и разместил неподалеку. Для разнообразия. В промежутках между шашлыком и очередной брюхотелкой, прошедшей конкурсный отбор со стороны Савваофа, ему изложили маленькую просьбу.

Савелию выдали одну из старых игральных костей Михалыча и скан его паспорта. Вернувшись в свой виртуал, который приятели для такого случая разместили на собственных серверах, он должен был запустить небольшую программку. Затем, бросив игральную кость, открыть паспорт Климентия на странице, номер которой выпадет, и вбить в прогу данные с этой странички.

Такую же манипуляцию Михалыч проделает и сам, на серверах «Заоблачного мира». Странички из ксивы Климентия вместе с сериями, номерами и прочими цифирями, вроде даты выдачи, «кода подразделения», местом прописки и будут тем цифровым кодом – «именем божьим», которое уйдет в будущее, разбитое на части по двум разным каналам.

– Почему бы не попробовать, – подумал Ник, – чем черт не шутит!

Глава 49

Закинув ноги на кресло, Климентий сидел у камина. Догоравшие угли малиново светились, сквозь покрывшую их пульсирующую пепельную посерь. Иногда они негромко щелкали, разбрасывая фонтанчики искр, сразу же затухавших на уже остывавшем кирпичном поду.

«Белая лошадь» медленно растекалась по телу. На коленях, мутно светясь экраном, лежал планшет. Кабинет нового особняка, куда он перебрался недавно, заполнялся полумраком, сочившимся сквозь окна. Лосиный череп с раскидистыми рогами, висевший напротив, растворялся в сгущавшемся сумраке. Гипнотизирующий взгляд его глазниц отпускал, теряя силу. День угасал.

Его рука поглаживала стоящую рядом древнюю каменную бабу, так странно попавшую к нему. Та, словно благодарила за ласку, отвечала тягучими волнами теплых вибраций. Чем больше темнело, тем явственнее они становились. Ночь вступала в свои права. Это было ее время.

Климентий любил эти ощущения почему-то, исходившие от серого, испещренного оспинами, гранита. Не зря в деревне считали идолище живым, боялись, хотя и почитали его. Однако Климентию страшно не было. Часами он сидел рядом, черпая вдохновение в трепете камня. Его любимый котяра – Луидор, вместе с хозяином осваивавший новую фазенду, был с ним абсолютно согласен. Он терся о каменюгу, предпочитая дрыхнуть непостижимым образом свернувшись, на небольшой, совсем неподходящей для этого головке каменной бабы. Устроившись там, рыжий Луй жмурил глаза, раскатисто урчал и прял когтями, пребывая на вершине кошачьего блаженства. Заснув он иногда скатывался с нее и, скрежеща когтями по камню шлепался на мягкий половичек, специально положенный Климом. Упав, он сладко потягивался и забирался Климентию на колени, продолжая свою мурчальную песню.

Вот и сегодня все вместе они сидели у окна. Климентий пытался работать. Нужно выдать продукцию; месяц подходил к концу, а производственный план его эротических фантазий был далек от завершения.

Однако дело не клеилось. За окном мела вьюга. Низкое небо стремительно темнело, спускалось на землю тяжелым серым покрывалом. Климентий попробовал сосредоточиться и поймать настроение.

– У нее такая жопа – вспомнил он припев какой-то привязчивой песенки, – В общем, я ее люблю!

Однако, эта мысль не произвела на него должного впечатления. За окном ветер гнал поземку из мелкого колючего снега. Из щелей плохо подогнанного окна, накатывали волны холода. Ветер, ветер. Тьма. Огни фонарей за стеклом исчерчены частыми косыми стежками. До весны долгих четыре месяца.

– Такая жопа! – еще раз напрягся он. – Обязательно полюбить! Обязательно!

Любить не то, чтобы не хотелось, однако чего-то не хватало. Как раз на этот случай ему и нужно придумать какой-то сюжетец, который бы направил воображение и разжег едва тлеющее желание. Однако, настроение так и не приходило.

– Это все вьюга, – подумал Михалыч. – Метель, снег, холод, мрак.

Сейчас бы в теплые страны. Море, пальмы. Ласковые волны щекочут кожу. Девушки в бикини в первом ряду у прохода делают вид, что дремлют в шезлонгах, что их ничего не интересует.

Сейчас бы туда. Сквозь тучи! В небо! Ввысь! К свету!

Михалыч представил себя в соседском бумере. Приземистый и брутальный, тот тускло, призывно блестит в темноте, словно зовет в дорогу. Вот он в кабине. Запах кожи, обнимающих кресел, придает ощущение значительности. Гладкая прохлада рулевого колеса требует действий. Сопротивляться невозможно.

Он играет педалью газа, готовя лошадиный табун к старту. Мотор ревет, изредка простреливая, словно пушка. Но так и надо. Газу, газу, еще. Прострелы сливаются в утробный гул. Спиной он ощущает могучую мощь вибрации и мягко отпускает сцепление. Движение пошло. Быстрее, быстрее, еще быстрее. Блеклое марево земли за стеклом покрывается дымкой и исчезает. Они несутся в туче. Струйки дождя с мелкими крупинками снега бегут по лобовому стеклу.