Михаил Гришин - Старая прялка

– А какой он, бабушка?

– Леший-то? А чума его знает. Сама не видела, врать не буду. Люди говорят, что похож на старика с лицом, заросшим волосами. А вот Домового видеть мне довелось. Ну, это который в доме живет… Он призывает к тому, чтобы в избе всегда было уютно… А за это просит блюдечко молока… Домовой пришел ночью – внезапно. Но тихо и осторожно. В ту ночь я легла позднее всех своих домочадцев. И думала, усну без задних ног… ан не тут-то было. Только я стала засыпать, как вдруг из тёмного угла на мою кровать приземлилось черное пятно. Мурашки пробежали по всему телу, а сердце точно ушло в пятки. Я прищурила глаза в надежде рассмотреть это что-то. Это было маленькое волосатое существо с тёмной шерстью и большими жёлто-зелёными глазами. Тело моё всё оцепенело, он смотрел на меня, заглядывал в глаза. А потом что-то закурлыкал, то ли замяукал и протянул ко мне мохнатые лапы. Я знала, что у домовых принято душить, и испугалась. Как ненормальная быстро быстро зашептала: «Чур меня! Чур меня! Чур меня!» Тут он и исчез.

Бабушка протяжно вздохнула, зашуршала одеялом. Витька догадался, что она крестится. Выждав немного, поинтересовался:

– Бабушка, а бабушка, а ты с ним потом не подружилась?

– С кем?

– Ну, с этим… существом с тем.

– Бог с тобой, – бабушка опять зашуршала одеялом. Витька услышал её торопливый шёпот: «Господи Сусе! Господи Сусе!». – И придёт же на ум такое! – подала она опять голос.

– А что здесь такого? – Витька сел в кровати по-индейски скрестив ноги. – Мне, например, с любым чудовищем познакомиться плёвое дело, – сказал он, похваляясь своей смелостью.

Бабушка всплеснула руками:

– И-и, непутёвый… Ты думай, что говоришь-то. Вот схватит, – припугнула она, – узнаешь тогда.

– Меня никто не схватит, – независимо сказал Витька. – Я сам кого хочешь схвачу.

На это бабушка ничего не смогла ответить, только вздохнула и шумно заворочалась, укладываясь удобнее.

– Спи… балабол, – сказала, засыпая.

Наступила тишина. Свет далекой луны красил комнату в мёртвенно голубой цвет. Витька вспомнил, что самые ужасные и необъяснимые вещи происходят в полнолуние. От этого на душе у него стало как-то неспокойно. На него словно повеяло ледяным холодом. Он поёжился и юркнул под тёплое одеяло.

В подполье зашуршал кто-то невидимый. Прислушиваясь, Витька затаил дыхание. Погодя непонятное шуршание переросло в громкое скребышение, словно этот невидимый злобно точил на кого-то когти. Неизвестность пугала. Витьке очень хотелось думать, что это возится мышь. Поколебавшись, он протяжно замяукал, подражая коту Ваське, когда тот бывал голодным.

– Мя-я-у-у!

И опять:

– Мя-я-у-у!

И хотя толстый и ленивый кот грозою мышей никогда не числился (Витька сам был однажды свидетелем того, как Васька, развалившись, мирно лежал в тенёчке, сытно жмурясь на пробегавших мимо него мышей), ему показалось, что в подполье стало как будто тише. Он уже более громко сказал:

– Мяу!

– Брысь, окаянный! – сквозь сон прикрикнула бабушка и опять устало засопела.

Липкий страх на мгновение отпустил. Витька тихонько захихикал. Но тут кто-то стал ходить по потолку. Под его ногами жалобно скрипели потолочины. Витьке стало опять не до смеха. Ко всему этому луну заслонили лохматые черные даже в ночи мрачные тучи.

Но самое страшное случилось потом: завыла соседская собака. От её тоскливого одинокого воя у Витьки шевельнулись кореньки волос. Он с головой накрылся одеялом, оставив узкую щель, чтобы дышать. Ведь каждому мальчишке была известна эта верная примета, что собака воет к покойнику.

Тут бабушка громко всхрапнула, и Витька, от неожиданности объятый ужасом, сдавленно вскрикнул, уткнувшись лицом в подушку.

Под утро страхи ушли. Витьке даже приснился сон, будто играют они в футбол с незнакомой старушкой, которая ему кого-то напоминала, но во сне он так и не мог вспомнить – кого. Вместо мяча они с азартом пинали ржавую консервную банку. И, значит, эта самая старушка, несмотря на свою ветхую древность, отмеченную уродливым горбом и лицом, испещрённым темными и глубокими морщинами, так ловко поддела банку ногой, что она, описав правильную дугу, повисла на изгороди.

– Ничего себе! – разинул рот потрясенный Витька.

– А ты как думал?!

Старушка скорчила язвительную рожицу, высунув при этом длинный-предлинный язык. Он видел её лицо близко и выпукло, словно в фокусе.

– Э-э-э! – начала она перед ним кривляться.

Витька вздрогнул и проснулся. Сердце маленьким воробышком трепыхалось в груди. Ещё никогда ему не приходилось видеть столь дурацкий сон.

В горнице вовсю светило солнце. Тёплую тишину нарушал только размеренный стук старых ходиков на стене. Глаза нарисованной на них кошки ехидно бегали по сторонам. Тик – туда, так – сюда. Тик – так, туда – сюда. Тик – так, тик – так. Туда – сюда, туда – сюда.

У Витьки давно чесались руки добраться до ходиков. Любопытно было поглядеть, как там устроено внутри.

Но бдительная бабушка, вовремя рассекретив его потаённые мысли, строго предупредила:

– Часы трогать не моги!

Витька был не таким, чтобы расстраиваться по пустякам.

– Хорошо, бабушка, – сказал он покладисто. – Можешь не волноваться! – тут же надумав использовать их по прямому назначению: раз уж там была нарисована кошка, сделать из неё портрет кота Васьки, что, конечно, бабушке будет приятно, ведь она так его любит. На этот случай он даже запасся черной краской, банку которой бабушка по своему незнанию выкинула как негодную. Это ничего, что краска засохла и выглядела, как какая- нибудь доисторическая окаменелость. Разбавить её керосином – пара пустяков.

Не имея привычки откладывать важные дела, сегодня Витька скорее всего и приступил бы к осуществлению своего замысла. Но попробуй займись тут делом, если из головы никак не идёт этот дурацкий сон. Предчувствие неизвестного будущего одновременно манило его и пугало. Тут нужно так рассуждать. Игра с уродливой старухой в футбол – это, наверное, к тому… Не успел Витька так подумать, как его глаза помимо воли распахнулись так широко, что им аж сделалось больно.

– Бабася! – вспомнил он вчерашнее знакомство, и его с кровати как ветром сдуло.

На полу желтые разводы солнечного света. В другое время Витька не упустил бы возможности понежиться в его лучах. Приятно было чувствовать босыми ногами тепло и, глядя на солнце, в блаженстве щурить глаза. Но сейчас был не тот случай. Пренебрегая бабушкиным советом, что все порядочные люди ходят в дверь, Витька прямо с подоконника распахнутого окна сиганул на улицу. Распугивая кур, он на всех парах пронесся по двору. С разбегу проскочил мимо сарая, ожигая пятки о траву, притормозил, вернулся и рывком распахнул дверь. Той смелости, которой зарядился в спальне, хватило как раз до дощатой двери. Витька застыл в проёме. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.