Валентин Пичугин - Без права на возвращение

– На побывку, к старикам. Как угадал, отец?

– Дык в наших степях морей нет, а крабов – и подавно. Чуть ниже нас возьми, так там одни солончаки, да тушканчики.

– От тушканчиков и сбежал в своё время, – улыбнулся веснушчатый красавец.

– Как подумал, что всю жизнь здесь проведу, так и затосковал. Родители отговаривали. А я срочную на море служил, акустиком. Был в своё время в Североморске крейсер «Мурманск». Говорят, что на металлолом порезали. А я на нём два значка «За дальний поход» заслужил. Эх, в какие моря мы ходили, какие края видели. Сказка! – мечтательно поднял к потолку глаза Василий. – Помучился я месяца три после увольнения, пображничал. И такая меня тоска взяла по морю, по сослуживцам, по дальним странам.

Глаза рассказчика погрустнели и он, неожиданно для всех, чистым, приятным голосом тихо запел:

– Тянется долго ночь в Заполярье.

Где-то граница недалека.

Лиинахамари, лиинахамари,

Адрес короткий у моряка…

Василий помолчал немного и продолжил:

– Своим говорю, мол, я сушить вёсла здесь не намерен и укатил на Камчатку.

– Почему на Камчатку, а не туда, где служили, – спросила из угла внимательно прислушивающаяся к разговору Марина.

– Туда, где служил? Так я первым делом туда и отправился. Там теперь всё иначе. Трудно сказать, как, порядка, что ли меньше. Ну, мне друзья и присоветовали на край земли вместе с ними. Ну, а потом, что же в одном месте застревать, а так, хоть мир посмотрю.

– Далековато с этой окраины до всего мира, – снова поддразнила девушка.

– Далековато, – согласился Василий. – Только теперь для меня Камчатка и есть весь мир. Я поначалу устроился на прогулочный катер туристов по Авачинской бухте катать. Поначалу всё устраивало: и зарплата, и условия. Только через год всё это однообразие стало надоедать. Ну, что это? Дальше острова Старичков или Трёх Братьев в океан не выйти. Скучно стало, а тут ещё наплыв китайцев. Шустрые они, от любопытства, того и гляди за борт вывалятся, отвечай потом за них.

– Какой вы неугомонный! – скорее утвердительно, чем вопросительно рассудила Марина.

– Да нет, я спокойный, но очень стихию люблю, если ветер, так штормовой, если дождь, то ливень…

– … Ну, а если море, то океан, – смеясь перебила попутчица.

– Досмеёшься, заберу тебя с собой, – шутливо пригрозил моряк и, посерьёзнев, добавил. – А океан, это не море, даже очень большое. Океан это…, стихия.

Василий широко, насколько позволяли размеры купе, раскинул руки и привстал.

– А волны? Вы видели океанские волны? – глаза его загорелись, а щёки покрыл лёгкий румянец.

– Ой, ой, морячок разошёлся! Вот возьму и соглашусь! Будешь от меня по поезду прятаться, – смеялась девушка и хлопала в ладоши.

Николай Иванович любовался ими: красивые лица, чистые души. Он разбирался в людях. Когда-то и у него всё было так же задорно. Один только вид голубенького ситцевого платья любимой приводил его в трепет. А какие были тёплые, подёрнутые сиреневой дымкой июньские вечера? А посиделки вместе с друзьями и подругами на брёвнышках до утра? Оттуда, из далёкого прошлого казалось, что вся жизнь впереди. По сути, так оно и было. Только годам к шестидесяти он, к полному своему удивлению и изумлению обнаружил, что скоро «кино закончится и опустится занавес». А после смерти жены, жизнь и вовсе замерла, стала безынтересной.

– Ну, что? Поедешь со мной?

Старик, отряхнувшись от собственных мыслей, с удивлением обнаружил, что Василий перебрался на соседнюю лавку и ласково уговаривал девушку отправиться с ним на край земли.

– И что я там буду делать? Платочком с берега махать, провожая тебя в море? – не переставая заливисто смеяться, отбивалась Марина.

– Правда, бывает, на полгода уходим, – озадачился мореход. – Да, ну что-нибудь придумаем. К нам, в рыбхоз, устрою.

– Ага, камбалу разделывать, – девушка уткнулась головой в широкую грудь Василия, вытирая выступившие от смеха слёзы.

– Я этнограф, Василёк. Обычаи, обряды, культурные традиции собираю и исследую.

– Как Шурик из «Кавказской пленницы»? Неужели тоже запойная? – отшатнулся ухажёр. – У наших камчадалов столько обрядов и традиций, что не переслушаешь и не пересмотришь. Я бы тебя с шаманом местным познакомил. Да и имя у тебя подходящее, морское.

Аргументы Василия иссякли. Марина махнула ладошкой, выдохнула:

– Я подумаю. Хороший ты парень, может тебе пора в тихую гавань. Мы тебе море поближе найдём.

Василий внимательно посмотрел на Марину:

– Руку давай в честь знакомства. У него на брюшке мои координаты.

Он положил в протянутую ладошку приглянувшейся ему девушки маленького белого, вырезанного из кости, краба.

–Но без любви не может жить моряк.

Любовь в походе греет моряка.

Она для нас как в темноте маяк,

К себе зовущий нас издалека…

Василий вернулся на место, выдвинул из-под лавки рюкзак и, пошвырявшись, достал что-то, зажав в кулаке:

– У меня для вас тоже презенты. Он протянул руку к верхней полке, затем придвинулся к старику. Тулкуну досталась забавная морская черепаха, а на ладони Николая Ивановича лежал белый улыбающийся кит.

– Спасибо, – поблагодарил он попутчика. – Красивый, тонкая работа. Сам сделал?

– Нет, – признался Василий. – Приятель мой, талантливый парень. Американцам с японцами толкает, когда те с круизом к нам заглядывают.

Фигурки из кости, действительно, были выточены с большой любовью, покрыты тонкой резьбой и, как будто, светились изнутри.

– Тут оказия такая случилась, – пояснил Василий. – Прямо перед моим отъездом в Авачинскую губу заглянул лайнер из Калифорнии по пути в Нагасаки. Приятель на набережной разложил свои поделки для продажи. Два плота подплыли к берегу. Туристы сразу к дружбану за сувенирами. Облепили, лопочут по-своему. А тут, как назло, пара медведей к контейнерам с мусором вышли в поисках жратвы. Так-то, они в это время кижучем на реке промышляют. Вот эти отщепенцы увидели иностранцев, наверное, обрадовались и, с распростёртыми объятиями, к ним двинулись. Приятель мой быстро сориентировался, бросил товар и за бетонную тумбу спрятался, а американцы к плоту драпанули. Приехали на двух, удирали на одном. Не знаю, как они все там поместились, но плыли к кораблю быстро, как будто форсированный движок поставили. Может руками помогали грести. А медведи, видя такой переполох, поняли, что ничего им пожрать не обрыбилось, полюбовались на поделки, столик зачем-то сломали и пошли к плоту, попрыгали на нём чуток и ушли обиженные восвояси.

Я вот думаю, правы америкосы, когда говорят, что у нас в России медведи по улицам ходят.

А друг мой, собрал свои невостребованные самоделки и мне подарил для раздачи друзьям и знакомым на добрую память, мол, пусть знают, что есть такое место, где начинается Россия.