Александр Пушко - ПутешестВеник, или С приветом по Тибетам

– Да говорю же. Смешная! А, вспомнила. Валька. Вот.

– Сама ты Валька! Скажете тоже! – тут же поправилась Рита.

Хотя она и пришла в сад сразу воспитателем, это было скорее исключением, и относилась она к Вере Ивановне всегда с почтением и в основном на «вы».

– Вспомнила я, заведующая говорила. Вальтер или Валькер. Точно, немецкая фамилия.

Так же Маргарита вспомнила, что заведующая сказала, что Валькер эта, мать-одиночка. Выходит на работу и потому забирать ребёнка вряд ли будет вовремя. Вместе с испарившимися мечтами о блате в торговле, нависла угроза задержек с уходом вечером с работы. Хотя, когда фигурирует такая фамилия, всё возможно-приободрила себя неудавшаяся блатница.

– Ой, ладно! Вон уже Машка бежит. Завтра я во вторую, посмотрим вашего математика. Пока.

Слух у Вени был обычным для ребёнка. Но это не помешало ему прослушать большую часть разговора двух женщин, которые в уверенности, что все дети спят и ввиду необычайности обсуждаемого вопроса, говорили если не громко, то уж точно возбуждённо. Как минимум, после того, как эта добрая, полная тётя сказала громко: «Рит, Рита!», он слышал почти каждое слово.

Эта женщина, что назвала количество пальцев, показанных им и равное количеству этих тёплых штук на стене, словом «семь», сразу понравилась Вене. К тому же её ещё и звали, как его любимую и весёлую соседку – Вера. «Только зачем ей к имени прибавили ещё Ивановна? Наверно, из-за её большого тела» – подумал Веня. А вот вторая, та что похудее, Рита, явно слышит не очень хорошо, раз её приходится так громко, да ещё и дважды, звать.

Смысл разговора он не совсем понял, но он точно уловил, что эта история с игрой «Покажи столько пальчиков, сколько этих тёплых штук на стене» встревожила каким-то образом взрослых, да и вообще, вести себя, как остальные дети, видимо, будет более правильным.

Поэтому, когда после полдника Вера Ивановна подошла к нему с ещё одной женщиной, которую тоже звали длинно – Мария Александровна, хотя она и была худенькой, и с торжествующим видом сказала: «Веня, сколько секций ты насчитал на батарее, вот этих штук, сколько?» И ткнула поочерёдно в каждую из них пальцем, Веня посмотрел внимательно, улыбнулся и вскинул вверх кулак с отогнутым большим пальцем.

– Здо- ло- ва! – радостно воскликнул он, памятуя слова мамы.

– Да нет, понятно, что здорово, а ты покажи пальчиками сколько? – умоляюще вопросила Вера Ивановна.

– Да – крикнул Веня, поднимая пальцы в виде латинской V.

– Вот, правильно. А второй то рукой чего не показываешь? -оживилась нянечка. И увидев в её глазах вспыхнувшую надежду Веня даже немного засомневался в правильности своего поступка.

– Ну, ты и фантазёрка, Вера Ивановна! – засмеялась Мария звонким хохотом. – Расскажешь тоже. Ты ему сейчас наподсказываешь, так он и ракету покажет с космонавтами, и гимн споёт и флаг СССР на Венере водрузит. Я то и вправду уже себе чего думать начала. Думаю, может вот у нас в нашем маленьком северном городе родился выдающийся гений, который нас потом на весь мир прославит! Пошли давай горшки готовить, Сухомлинский!

Вера Ивановна погрузилась в круговорот подмоченных колготок и карусель опрокинутых на себя компотов, и в этот вечер даже не заметила, когда забрали маленького Веню.

На следующий вечер она видела, как мама Вени торопливо одевала малыша, объясняя, что им ещё надо успеть куда-то зайти, да и сама не стала отвлекаться от ранее начатой беседы с бабушкой Насти, которая в очередной раз пересказывала страсти, разворачивающиеся в их подъезде этажом выше.

А потом ей уже показался несущественным, да и попросту смешным, тот случай с малышом. Она ещё какое-то время наблюдала иногда за ним, как он с интересом наблюдал за другими детьми в группе, но было видно, что интерес его был сугубо изучающим.

Было ощущение, что знакомиться он ни с кем не собирается, чувствовалась в нём какая-то самодостаточность и отчуждённость. При этом он без вопросов съедал свою детсадовскую, столь ненавидимую многими собратьями по цеху, пайку и без тени сомнения закрывал глазки и спал, когда его об этом просили воспитатели. Короче был паинькой или, как сейчас говорят, душкой.

Римма Васильевна так и не узнала от Веры Ивановны новость, что сын её, возможно, вундеркинд. Эта возможность представилась ей почти через полтора года, в совершенно другой связи.

В три года, Римма Васильевна уже могла дать Вене листок бумаги, карандаш и спокойно пойти в магазин без всяких там – «Мама скоро придёт, не бойся. Не подходи к двери и никому не открывай. Я ненадолго…» Ах, да. Вы уже знаете. Мама воспитывала его в одиночку, так получилось.

Уже известная нам соседская девчонка Вера охотно оставалась с Вениамином. Она говорила, что он даже нисколечко не мешает ей делать уроки, но Римма не могла позволить себе злоупотреблять этими визитами. У Риммы не было особо подружек, тем более с детьми возраста её сына. И видеть, как общаются родители с трёхлетними детьми, кроме как в раздевалке в садике, возможности тоже особо не было. Поэтому их с сыном общение было по взрослому деловитым, а обсуждения событий их жизни даже немного суховатым и излишне немногословным. Краткость – сестра таланта.

И поэтому то, что казалось Риме обычным общением с сыном, для человека, сведущего в данной теме, показалось бы, мягко говоря странным. Это больше напоминало общение подружек по общежитию, иногда с весёлым щебетанием и смехом, но по большей части связанное с бытом и планами на ближайшие дни. То, что удивило бы многих родителей, ей казалось нормальным, но, как говорится, у каждого предела свой порог.

И наступил день, когда пришла очередь удивится и ей.

Это был первый по-настоящему весенний вечер. Впереди были выходные, все дела были заранее сделаны и, возвращаясь с садика с сыном, можно было никуда особо не торопится.

Они прошли мимо скамейки с вездесущими пенсионерками и подошли к своему подъезду.

Жили они в добротной двухэтажке, построенной военнопленными немцами, когда на окраине города закладывали промзону. Дом изначально планировался для начальства и руководителей, но потом те предпочли в большинстве своём всё-таки перебраться в центр. И квартиры стали иногда перепадать обычным советским гражданам. Как в их число попала наша героиня, она и сама понять не могла. Но факт оставался фактом, они жили в просторной однушке с высокими потолками и с толстенными перекрытиями, в то время как люди в округе жили в деревянных, похожих на бараки, двуэтажках, с удобствами на улице, и в появившихся в шестидесятых «хрущёвках».

В народе их дом называли «сталинкой», хотя он таковым не являлся. Поскольку достроен был уже после смерти вождя. Вездесущий алкаш Володя, из соседней «деревяшки», но вечно отирающийся у их дома, изредка попадая в одну из квартир «сталинки», неизменно произносил сакраментальную, как ему самому казалось, фразу.