Эн Поли - Американские байки

– Тут только ва-банк! – Танька целованная, знает больше. – Иначе не прокатит.

– А ты уверена, что вот так прокатит? Сама-то пробовала?

Танька закатывает глаза.

– Пробовала. Много раз. Упокойся.

– Страшно, блин.

– Ну и ходи, как дурочка с переулочка. Замуж вообще когда-нибудь собираешься?

– И что, думаешь, если не сама, так никто не клюнет?

– Пфф, – Танька разворачивает меня лицом к бабушкиному трюмо. – Ты себя в зеркало видела?

Вздыхаю. Что тут скажешь.

Танька дает финальные напутствия:

– Ты, главное, понаглей. А то сбежит.

Да пусть бы и сбежал. Главное, чтобы не тянул, сразу линял. А то опозорюсь. Сама сбегу.

А, вообще, терять мне уже нечего, кроме цепей своих тяжких. Я не о тех, что в изобилии носят металлисты на груди. Мои оковы – мои же страхи. Вагон, тележка и дырявое ведро. Страдания нечеловеческие. Хотя, позориться прилюдно мне уже приходилось. На сцене как-то раз в обморок упала, было дело. А однажды девчонки в лагере разболтали одному, что я его люблю. Я потом неделю по кустам пряталась. В общем, ладно. Выдержу.

В день Икс я подхожу к Андрею на переменке. Шлёпаю на подоконник папку со своими рисунками, как повод завязать разговор. Не столько ради того, чтобы показать. Просто руки трясутся так, что держать сил уже нет.

– Привет! Меня Наташа зовут!

– Андрей!

Улыбается от уха до уха. На Буратино похож, а я не замечала. Красивый-то какой.

– Я вот тут. Это самое. Рисунки хотела показать.

Атакуемый явно озадачен, но быстро берёт себя в руки.

– Круто, чё.

– Может, посмотришь?

До него, наконец, дошло. Аллилуйя. Лезет в папку, рассматривает работы, ухмыляется. Какое-то время молчим. Вот и чудно. А то у меня слова как-то резко закончились. И Танька-балда шпаргалку не написала.

– А ты по тяжёленькому, смотрю, тоже встреваешь? Драконы, скелеты. Мясцо!

– Ну, да, – побольше равнодушия во взгляде, Наташа, камон. – Встреваю. По тяжёленькому.

– Футболка, смотрю, у тебя тоже ничего.

Еще бы. Я ее специально надела. Чтоб ты спросил.

– Ну, да, Metallica. С материка привезла.

(привезла из-под Липецка, нашла на каком-то рыночном развале у бабки между вязаной кофтой и банкой огурцов, но об этом, ессно, умалчиваю)

– А ты прикольная!

Улыбаюсь. Резко захотелось в туалет.

– А пойдешь со мной в пятницу гулять?

На этом месте можно смело падать в обморок, как и планировала. Но я держусь. Еще несколько минут мучаем друг друга светскими фразами, после чего расходимся. Остаток перемены сижу в женском туалете, пытаясь собраться с мыслями.

Итак, с самого начала. Мне пятнадцать с половиной лет, зовут Наташа, я – студентка школы с углубленным изучением английского языка города Южно-Сахалинска, что на острове Сахалин (правильно говорить «с Сахалина», а не «из Сахалина»). Я выиграла региональный языковой конкурс и этим летом должна совершить свою первую поездку за рубеж. Я никогда не целовалась с мальчиком и пока что не пробовала водку, только шампанское, да и то пару раз. И пять минут назад меня пригласили на свидание! Первое в жизни свидание!

Всё моё детство прошло под яростные попытки мамы внушить аксиому, что секса как в нашей стране отродясь не было, так и в мире не существует. При этом, мама и папа – врачи, и Большую медицинскую энциклопедию, в особенности раздел, где нарисованы мужские органы в разрезе, ко мне ходил смотреть весь двор. Разномастная инфа миксуется в голове причудливым компотом. И мне порою трудно объяснить, что я вообще по этому всему поводу думаю. В те лохматые времена в СМИ – жёсткая цензура. Но моя мама умудряется цензурить эту цензуру сверху. Если по телевизору показывали сцену поцелуя, мама коршуном слетала с дивана и, растопырив крылья байкового халата, закрывала ими и без того маленький экран. До пятнадцати лет я сидела задницей на картах, как единственная нецелованная в дворовой компании. Это, по поверьям нашего района, переключало колоду из режима игрального в режим гадальный. Откуда брать опыт в виде поцелуев и слезть, наконец, с ненавистной колоды, было непонятно. Мальчиков я совершенно не интересовала.

Взрослые премудрости просачивались сквозь железный занавес родительского надзора скупо и неохотно. Библейский верблюд, протискивающий свое тело сквозь игольное ушко, имел больше шансов на успех, чем я. Но помог случай. Однажды вечером я зашла в комнату, где родители смотрели анонс какого-то фильма. Кабельное только-только входило в нашу жизнь. Взрослые не были готовы к тому, что произойдет. Я – тем более.

– Поцелуй меня… там. Ещё ниже, – произнес глубокий женский голос.

Я не поверила своим ушам. У родителей отщёлкнулись челюсти.

– Как тебе не стыдно! Иди спать! – рявкнула мама.

Но ситуацию было уже не исправить. Сон мне совершенно не помог. Я накрепко усвоила, что целовать, оказывается, можно и «туда». C того памятного вечера прошло немало времени. За которое я узнала, что не все те девственницы, что таковыми кажутся (их много среди старшеклассниц). А еще – как называется те самые загадочные ласки.

Буквально накануне «гуляний» с волосатым барабанщиком случается еще одно событие. Май богат на праздники. В художке – выпускной. Просмотры, волнения – все позади. Осталось самое приятное.

– А теперь нашей Наталье вручается красный диплом за энтузиазизм! – произносит моя любимая учительница Наталья Михайловна, и все хохочут. Она совершенно права. Я и здесь – киндер-сюрприз. Два года экстерном, и вожделенная метрика в кармане. Мой первый профессиональный диплом! Пусть школьный, пусть еще не взрослый. Но уже такой важный!

– А давайте в садик пойдем. Есть кой чо, – шепчет Вася Шурочкин, когда учителя не слышат. Мы пьем чай, как приличные, и торт тоже очень вкусный. И так тепло на душе от поздравлений. Тем более теперь, когда пришло время расставаться. Когда еще увидимся? Но тело и душа требуют более серьезных развлечений.

Мы не спрашиваем, что мы будем делать в садике. Но лукавые взгляды парней говорят о том, что скучно там не будет точно. Оля хихикает, как дура, ей не привыкать, Василиса по обыкновению строит из себя приличную, Вероника язвит. Но пойдут все, не извольте сомневаться.

В сетчатом заборе-рабице огромная дыра, и мы без труда проникаем на территорию садика. Здесь нас вряд ли кто-то застукает. Разве что сторож, но мы осторожны и сильно не шумим. Мальчишки, и правда, захватили нечто в бутылке. Это не вино, даже близко нет, хотя на этикетке написано именно так. Пьём из горлышка по очереди. Главное, не дышать и глотать быстрее. Как лекарство. Бонус – головокружение и дрожь в пальцах. Они намного приятней вкуса самого напитка.

Вечер свеж. Воздух напоен запахами: нежными – сирени и черемухи, резкими – омытыми дождем листьями и мокрым асфальтом, кисловатым – сырым деревом настила садиковской веранды. Но больше всего пахнет приключениями. Этот запах невозможно идентифицировать, вычленить из тысячи посторонних. Его чувствуешь не носом. Сердцем. Мысль никак не оформляется в слова, голова пуста, как бубен, и звенит на ветру. Но совершенно ясно – это конец нашего детства. Оно закончилось, оно уходит от нас по узким дорожкам детского сада. Между сиреневых кустов, мимо песочниц, с забытыми в них разноцветными формочками. Оно никогда больше не вернется.