Владимир Ашихмин - Легенды Соединённого Королевства. Величие Света

– Гхамар вбирает в себя силу! Галаны близки к тому, чтобы очнуться!

Само собой это заявление меня не обрадовало. Мне удалось побороть владеющую мною слабость, и теперь я незаметно концентрировал заклинание Льда. Вероятно, Хаз Гон интуитивно что–то заподозрил, потому как, когда я метнул в его спину смертельную сосульку – он исчез. Воспользовавшись этим обстоятельством, я моментально подхватил Лик Эбенового Ужаса, а потом бешено завертелся, пытаясь найти своего противника.

– Ничтожный смертный! Ты даже не представляешь, какие муки тебя ждут за содеянное! – возопил Хаз Гон в моей голове.

– Меньше трёпа – больше дела, роток-хоботок! – вслух крикнул я, приметив наконец костистую фигуру.

Раскорячившись на балкончике в двадцати футах от меня, Хаз Гон готовил какую–то волшбу. Сработали старые рефлексы – я отпрянул и как говорится – кстати. Пламенное копьё откололо от постамента громадный кусище. Мой посох, рождённый только для одной цели – убивать, всё ещё содержал в себе заряд Молнии. Я поднял его и выстрелил точно в морду Хаз Гона. Белая дуга пролетела между двух труб и… врезалась в наколдованную Мембрану–Щит. Владыка галанов разразился надрывным смехом:

– Твои потуги так же жалки, как и ты сам!

Из куцей конечности гуманоида вырвался оранжевый сгусток. Пронзительно свистя, он стремительно направился ко мне. Увернувшись от новой испепеляющей вспышки, я подскочил к Лешпри и содрал с него тонкие шланги. Гхамар, переставший получать кровавую подпитку, сердито завибрировал. И как бы вторя его недовольству, толща Криды тоже утробно загудела. Мне вдруг почудилось, что где–то там, в недосягаемой бездне, потревоженная нашей вознёй всколыхнулась некая закоснелая во мраке сила…

– Что ты наделал?! – дико заорал Хаз Гон.

– Испортил тебе вечеринку!

Воплотившись возле побуревших сосудов, Хаз Гон стал поочерёдно жать на них отвратительным хоботом (как я понял через миг, таким образом, он выводил своё порочное племя из анабиоза). Под его прикосновениями сосуды трескались и вместе с облаком пара выплёвывали из себя обтянутых липкой слизью галанов. Видимо из–за дестабилизации Гхамара и преждевременного нарушения сна они осоловело пялились в пустоту. Пока Хаз Гон суетился над ними, я взвалил на плечо субтильного Хельберта и дал дёру. Но далеко убежать не удалось. Я споткнулся и упал. Поспешно вставая, я увидел, как из выщербленного жерла самой циклопической трубы в Священный Инкубаторий вырвалась струя Живой Тьмы. Тучей тягучего марева она, взмыв к потолку, обзавелась мириадами щупальцев–отростков и заискрилась вспышками-звездами.

– Н’гарини!… – смятенно выдохнул Хаз Гон. Однако собравшись с духом, он добавил: – Одному тебе со мной не справиться!

Щупальца–отростки н’гарини качнулись, а потом, прытко удлинившись, набросились на ничего не соображающих гуманоидов. Они обволакивали их, превращая в мглистые коконы, и под жалобные верещания, инфернально отдающиеся у меня в разуме, тащили в лоно своей Сущности. Впрочем, н’гарини заарканить Хаз Гона не смог, потому что тот сотворил над собою непроницаемый белый шар, мешающий сумрачным спиралям впиться в его плоть. Поглотив всех галанов, н’гарини вобрал в себя щупальца, переформировался в демонический венок и «короновал» защитную оболочку Хаз Гона, сместившегося к Гхамару. Блеск и траурный глянец разъедали друг друга энергетическими всполохами. Борьба шла не на жизнь, а насмерть.

Озабоченно наблюдая за противостоянием двух древних существ, я почти машинально наложил чары на Лик Эбенового Ужаса. Вылущенные мною из изуверской хляби Назбраэля, они тошнотворно–угодливо отравляли воздух мертвящими миазмами. Молясь Вселенной о милости к её бедовому непоседе, я нацелил посох на сцепившихся тварей. Вжух! Блёкло–малиновый, смрадный сфероид с тоскливым чавканьем отделился от металлического черепа, грузно пронёсся по дуге и столкнулся с Гхамаром. Я моргнул… Всего лишь моргнул… Что я успел рассмотреть? Панически–оторопелую морду Хаз Гона… Конвульсивное сжимание н’гарини… Расщепление стеклянного куба и… Взры–ы-ы-ыв! Словно ничего не весивших пылинок меня и Лешпри отбросило в каверну с водопадами. Кое–как приподнявшись, я оглядел то, что осталось от Священного Инкубатория – колоссальная воронка да груда сплавленных труб. Конец всем галанам! Конец всем н’гарини. В этом в раунде победил Калеб Шаттибраль.

Прижимая рукавом ранку на лопнувшей губе, я склонился над Лешпри. От встряски он пришёл в себя и теперь, испуганно таращась, пытался от меня отползти.

– Ты… ты… убьёшь меня?!

Я улыбнулся.

– Возможно, это сделает твоя матушка, когда ты вернёшься домой.

– Это она тебя наняла? Ну, спуститься за мной? – несколько успокоившись, спросил Хельберт.

– Отнюдь, я вызвался сам.

– Ради чего?

– Ради памяти о твоём прапрадедушке. Шилли был мне хорошим другом.

От удивления брови Лешпри едва не поселились в волосах.

– Я… то есть… Калеб Шаттибраль?!…Ну, тот самый? Да? Мне о Вас столько рассказывали! Вы же главная легенда нашей семьи! И Вы… Тут!

– Вот видишь, мы с тобой знакомы.

Вдруг Хельберт помрачнел и тихо сказал:

– Мама залезла в долги, и я хотел раздобыть нам денег, чтобы их покрыть.

– С деньгами что–нибудь придумаем.

Я протянул Лешпри руку.

– Встать сможешь?

– Наверное…

Мы поковыляли по Криде. Терпя боль от саднящих синяков и ушибов, я думал о таинственных эпохах, уходящих своими корнями вглубь времён, и о том, как много люди ещё не знают о своём мире. Когда–то в Шаб’Гахаломе, источенной туннелями и водоводами сопке, правили горделивые галаны. Жуткие по человеческим меркам, они боялись и ненавидели порождений, сотканных, казалось бы, из одной лишь тьмы. Шаб’Гахалом пал тысячелетия назад, но точка в борьбе н’гарини и галанов была поставлена сегодня. С моего посула Зло прошлого так и не переросло во Зло настоящего, Хельберт спасён, я – цел и как итог – минувший день можно заслуженно назвать продуктивным. В награду за подвиги я бы желал получить пинту холодного пива и жареные фисташки – ценник завышен или в самый раз?

Виток за витком коридоры вели нас обратно в Роуч. Безвозмездное донорство истощило Лешпри, и потому мы двигались очень медленно. Хельберт помалкивал, но его по–юношески любопытные взгляды недвусмысленно просили меня поведать о своих приключениях. Эх, мальчик, не так уж они и эпичны… Хмыкнув и отложив свои размышления на потом, я завёл негромкую беседу. Мои предположения оправдались – Лешпри очень интересовали свирепые сражения, могучие герои, красивые принцессы и смертоносные драконы. Начав с Фарганорфа, я постепенно перешёл к краткому повествованию о похождениях «Грозной Четвёрки». Уши Хельберта ловили каждое моё слово. Он ахал и охал, а я радовался тому, что кошмары прожитых суток ненадолго отошли от него на задний план. В довершении всего я дал ему подержать Лик Эбенового Ужаса – Лешпри был просто в восторге. Вдоволь налюбовавшись посохом, он внезапно стал изливать мне свою душу.