Джеймс Кервуд - Северный цветок

Он так же бесшумно закрыл за собой дверь, как и открыл ее. Он решил во что бы то ни стало отправить этим странным людям свое послание. Они должны знать, что он никоим образом не принадлежит к той части жителей Черчилла, которую они так ненавидят! Он хотел еще обязательно подчеркнуть, что в сердце своем давно порвал с тем, с кем был связан по крови и происхождению.

В письме своем он опять извинялся за неожиданное появление на скале, но это извинение служило лишь. предлогом для того, чтобы хоть на несколько мгновений обнажить душу пред людьми, которых он еще не знал, но хотел узнать всей душой. Он спрашивал, можно ли надеяться на то, что их знакомство продлится и с течением времени превратится в дружбу.

Филипп сам отлично сознавал, что во всем, что он сейчас делал, было много подлинно мальчишеского, и тем не менее он спешил к скале с таким пылом, точно никогда до сих пор не переживал настоящих приключений. По мере приближения к месту назначения он все больше и больше боялся того, что Пьер не придет сегодня за забытыми вещами или же — что было бы еще хуже! — уже вернулся за ними и ушел! Последнее предположение так взволновало его, что он почти бегом понесся вперед. Вершина холма была пуста, когда он дошел до нее. Он взглянул на часы и убедился, что прошел целый час с момента ухода Пьера и Жанны с этого места.

На том месте, где, по его мнению, луна светила сильнее всего, он положил платок с письмом и тотчас же спустился на каменистую тропу, которая вела к заливу. Но едва только очутился на плотине, отделявшей его от Черчилла, как услышал позади себя длительный собачий вой. Это был волкодав, принадлежавший Жанне. Филипп догадался об этом по медленным, горестным звукам, которые нарушили ночное безмолвие, а затем начали постепенно замирать, пока не растворились в шепотах леса и рокоте морского прибоя.

Пьер возвращался. Он шел, вероятно, лесом. Филипп допускал возможность, что вместе с ним была Жанна. В третий раз за эту ночь он спрятался в теневой части огромного камня, залитого лунным сиянием, и с волнением стал следить по тому направлению, откуда донесся печальный вой собаки. Затем повернулся в ту сторону, где должен был лежать оставленный им платок, и вздрогнул.

На скале ничего больше не было.

Платок исчез!

Филипп остановился в полной нерешительности. Он делал невероятные усилия для того, чтобы уловить малейший звук. Ведь и десяти минут не прошло с тех пор, как он оставил здесь носовой платок! Пьер не мог далеко уйти с ним. Очень может быть, что он скрылся где-нибудь поблизости.

Он очень тихо назвал его по имени:

— Пьер! Алло, Пьер Куше!

Никакого ответа не последовало на его призыв, и в ближайшую секунду он уже пожалел о том, что позвал полукровку. Вдоль всей дороги царила ничем и никем не нарушаемая тишина. Он едва дошел до конца порта, как снова услышал из глубины леса собачий вой. Он старался слухом определить то место, откуда раздавался этот звук, так как теперь уже не сомневался в том, что собака не сопровождала Пьера, а оставалась вместе с Жанной.

Когда Филипп вернулся домой, Грегсон уже встал и сидел на скамейке.

— Какого черта ты шлялся так долго? — спросил он. Где ты был все время? А я только было собрался искать тебя! Ты потерял что-нибудь? Или, может быть, тебя обокрали? А?

— Нет, друг мой, я был поглощен думами! — чистосердечно признался Филипп.

— Так я и думал! — закричал Грегсон. — Впрочем, я сам тоже занимался в это время размышлениями. Как только ты в первый раз вернулся, написал письмо и снова ушел…

— Но ведь ты спал! — закричал Филипп. — Я пристально глядел на тебя и видел, что ты спишь!

— Очень может быть, что в то время, как ты глядел на меня, я и спал, но во сне мне мерещилось, что ты, как злой дух, склонился над столом и пишешь что-то. Так или иначе, я думал кое о чем, и у меня вдруг возникло желание еще раз прочесть письмо лорда Фитцхьюга.

Филипп передал ему письмо. Он был почти уверен — судя по поведению Грегсона — что тот не заметил ни платочка, ни кружевной ленты.

Грегсон зевнул, неторопливым, почти ленивым жестом взял письмо и положил его под одеяло, которое свернул вдвое и подложил под голову вместо подушки.

— Ты ничего не имеешь против того, чтобы я держал его у себя несколько дней? — спросил он.

— Ничего не имею, но очень хотел бы знать, зачем оно понадобилось тебе!

— Я хочу… — протянул Грегсон, снова усаживаясь на скамье, — но, собственно говоря, я еще сам точно не знаю, что я хочу сделать с этим письмом. Одно я скажу тебе! Ты помнишь, мне однажды снилось, будто бы этот дурацкий плантатор из Карабобо хотел пырнуть тебя ножом? На следующий день так оно и случилось. Ну а теперь мне тоже приснилось кое-что забавное… Пока ничего тебе не скажу, но мне хочется поспать на этом письме. Очень может быть, что я буду спать на нем целую неделю, — не знаю! Ну-с, а теперь я предлагаю тебе тоже поспать немного. До утра еще далеко, и ты успеешь отдохнуть.

Через полчаса Филипп разделся, погасил свет, лег на свою койку, но никак не мог уснуть, так как он снова и заново переживал все приключения этой ночи. Он был уверен, что письмо теперь находится в руках Пьера и Жанны, но не знал, сочтут ли они нужным ответить на него. Он возлагал на это мало надежды, но все же испытывал большое моральное удовлетворение от того, что поступил именно так, а не иначе. Если они еще раз встретятся — а он нисколько не сомневался в том, что они встретятся! — то он не будет чужой им. Если даже они не появятся больше в Черчилле, то он доберется до их постоянного местопребывания.

Он поймал себя на том, что десять-двенадцать вопросов одновременно ворошатся в его голове, причем ни на один из них он не может ответить себе. Кто эта девушка, которая так величаво выплыла из мрака Пустыни? Кто — ее спутник, который кланяется, как вельможа былых времен? Действительно ли они всегда обитали и обитают в лесу? А где находится Божий Форт? Он никогда до сих пор не слышал о таком форте. Существует ли он на самом деле? При воспоминании о странном и богатом наряде Жанны, об аромате, которым был пропитан ее носовой платок, и о той грации, с которой она попрощалась с ним, он подумал, что вряд ли в сердце убогой, грустной страны севера может существовать такой уголок. Пьер сказал, что они приехали из Божьего Форта. Но проживали ли они там постоянно?

Он, наконец, уснул в надежде на то, что ему удастся в самом недалеком будущем выяснить все интересующие его вопросы. Несомненно, в Черчилле должны были проживать люди, которые знали Пьера и Жанну. В крайнем случае, они должны знать, где находится этот самый Божий Форт.

Когда Филипп через несколько часов проснулся и соскочил с койки, то нашел Грегсона уже вполне одетым. Тот успел даже и завтрак приготовить.