Джеймс Кервуд - Северный цветок

У Филиппа было бледное и серьезное лицо. Он стоял посреди комнаты и пристально глядел на друга.

— И, можешь себе представить, Грегги, что этот человек ответил мне? — воскликнул он после коротенькой паузы. — Он с двадцать секунд смотрел на меня, затем странная усмешечка легла вокруг его губ, и он сказал мне самым спокойным тоном: «Послушай, Филипп, не стоит огорчаться из-за такой, в сущности, мелочи. Видишь ли… За эти полгода нам очистилось около миллиона!» Понял ты?

Грегсон подскочил на месте.

— Миллион! — закричал он. — Ты говоришь: миллион! Да это черт знает что такое!

— Да, дружок, миллион! — ответил Уайтмор со своей старой очаровательной улыбкой. — А на моем личном текущем счету в Первом Национальном банке имелось сто тысяч долларов! Как ты находишь: недурной сюрприз приготовил мне Брокау?

Грегсон от изумления уронил на пол папиросу. Его тонкие пальцы ухватились за край стола. Он не произнес больше ни слова; его выразительный взор достаточно ясно говорил, с каким нетерпением он ждет дальнейших слов Филиппа Уайтмора.

В продолжение доброй минуты Филипп молча расхаживал по комнате. Наконец, он остановился и посмотрел на Грегсона, который, в свою очередь, не отрывал от него глаз.

— Целый миллион, Грегги! — произнес он совсем тихо. — И сто тысяч долларов в Первом Национальном банке на мое имя! В то время, как я находился на севере, старался ставить наше дело на прочную, солидную ногу, прилагая все усилия к тому, чтобы доказать правительству и народу, какие разумные меры мы принимаем для нормального и планомерного изъятия естественных богатств края, пока я детальнейшим образом разрабатывал схему борьбы с хищниками и бандитами, — мои друзья на юге не зевали и работали, что называется, вовсю. Я много успел сделать, но продолжал отчасти витать в облаках, а более положительные Брокау и остальные компаньоны тем временем организовали мощную «Great Northern Fish and Development Company», провели свой устав по всем правилам и успели скопить внушительный капитал, превышающий уже миллион долларов! Наше дело достигло максимального развития, когда я снова вернулся в мою штаб-квартиру. Я уполномочил Брокау действовать за меня, поступать по полному своему усмотрению — и через самое короткое время выяснил, что имею сомнительную честь состоять вице-председателем самой жульнической и бандитской компании на свете. Оказалось, что гораздо больше средств было потрачено на рекламу, чем на развитие самого дела. Сотни тысяч копий моих писем, полных самого неподдельного энтузиазма и раскрывающих все мои планы и проекты, распространялись по всей стране с целью привлечения мелких пайщиков. В одном из писем с севера я заявлял, что одна лишь часть озер и рек, нанесенных на моей карте, может дать свыше миллиона тонн рыбы в год. Брокау с компаньонами слегка передернули факты, внесли кое-какие поправки в мое письмо и распространили его в количестве двухсот тысяч экземпляров. В результате кампании, открытой ими, на наших промыслах появилось около пятнадцати тысяч человек, тысяча передвижных холодильников и огромное количество усовершенствований, а основной капитал предприятия повысился до пяти миллионов долларов. Я работал, исходя из торгово-промышленных соображений, и они оказались самыми обыкновенными и не совсем чистоплотными спекулянтами. Это шло в разрез со всеми моими намерениями; размах их спекулятивного гения испугал меня настолько, что я счел необходимым тотчас же объясниться с Брокау. Но он в ответ только пожал плечами, усмехнулся, заявил, что нисколько не боится моих разоблачений, так как он принял все меры предосторожности, и придраться абсолютно не к чему. Во всех своих многочисленных объявлениях и рекламах они откровенно говорили, что пользуются временной лицензией, которая в любую минуту может быть отобрана правительством, как только обнаружится, что они недобросовестно и хищнически ведут дело. Но сама по себе эта откровенность была хитро придуманной приманкой. Удар был задуман и нанесен по всем правилам искусства, причем больше всех должны были пострадать мелкие держатели наших акций. Их было много тысяч. Акции были десятидолларовые и не облагались никакими налогами, что больше всего прельщало массу. Таким образом, оказалось, что беднота, ради которой я работал до седьмого пота, за которую я боролся с наглыми, подлыми трестами, попала в кабалу к еще более подлой и наглой компании, которая даже не считала нужным платить дивиденды. Ты понимаешь, что вся моральная ответственность падала на меня! Ведь проект-то задумал, разработал и в основе выполнил — я! Главным образом, мои восторженные письма с севера побуждали массу покупать наши бумаги. Ведь благодаря мне возникла эта самая жульническая компания на свете, и я состоял ее вице-председателем!

Филипп тяжело опустился на свой стул. Когда он повернул к Грегсону свое воспаленное лицо, тот увидел, что, несмотря на царивший в хижине холод, оно было покрыто испариной.

— Ты должен был бороться с ними! — воскликнул художник.

— Я так и сделал! Но ты понимаешь: все было подстроено так, что мне не за что было ухватиться. Не было такого места, на котором я мог бы прочно обосноваться и повести компанию против Брокау и иже с ним. Я очутился один против шестерых настоящих Бисмарков, самых продувных бестий в мире. Они ни в чем не преступили законоположений. Все было сделано честь-честью. Когда я с яростью накинулся на Брокау, он спокойно усмехнулся и сказал: «Какой ты смешной, Филипп! Как ты не понимаешь, что уж сама по себе привилегия наша стоит больше миллиона, и поэтому мы имели полное право выпустить акций больше, чем на миллион с четвертью. Никакого жульничества тут нет. Так работают все акционерные компании».

Он замолчал на секунду и продолжал:

— Мне оставалось одно: отказаться от находящихся на моем текущем счету денег и публично заявить, что По принципиальным соображениям я выхожу из состава общества. Я уже готов был сделать это, как вдруг понял, что это будет не остроумно и общего положения дел не улучшит. Мне показалось, что я смогу добиться осуществления своих планов другим, более разумным и осторожным путем. Правда, наше дело началось под черным флагом, поднятым самыми настоящими пиратами, грабящими чуть ли не с разрешения и благословения закона. Но еще не поздно! Если принять решительные меры, то, быть может, удастся еще выровнять основную линию. Брокау и остальные компаньоны были удивлены моей позицией. По их мнению это было равносильно тому, чтобы дать созреть прекрасной, полносочной сливе, а затем бросить ее в огонь. Брокау не хотел ссориться, и первый опомнился. Мы как-то сошлись с ним, побеседовали самым приятельским образом, и мне удалось убедить его в полной правоте и основательности моих мнений. Наша компания преуспевала, но будущее было чревато большими неприятностями и осложнениями. К моему великому изумлению, он всецело — и с большим энтузиазмом! — присоединился к моему мнению. Мы разработали план, сводящийся к тому, что компания начнет выплачивать дивиденд в пятьдесят центов на каждую акцию, выпущенную в продолжение последних двух лет. По-моему, мы таким образом могли вознаградить людей, которых все время безнаказанно грабили. Брокау со свойственной ему энергией взялся за дело. Один из директоров, который в то время находился в Европе, передал ему свой голос. К нам присоединились еще два члена правления. В конце концов было решено, что мы должны всю свободную наличность, находящуюся в банке и достигающую суммы в шестьсот тысяч долларов, а также деньги, имеющиеся в обороте, всецело бросить на развитие дела. Брокау внес предложение выкупить часть акций, находящихся в портфеле самых крупных держателей. На это предложение отозвались два крупных спекулянта из Торонто, которые продали свои пакеты и за внесенные два года тому назад сто тысяч получили теперь около полумиллиона! Как тебе нравится, Грегги? Нет, ты подумай только, в какое положение я попал! Я хотел нанести страшный, ошеломляющий удар всем акулам вместе взятым, а в результате оказалось, что я только помог им и дал возможность упятерить капитал! Какой ужас! Я явно содействовал грабежу, пиратству…