Роман Коробов - Внук Чекиста

– Ты дед, давай, не учи нас. Мы сами знаем, как жить. А то, что воевал, так за нас не волнуйся. Если что, то мы можем повторить. Правда, Катюха? Можем повторить?!

– Ага, я бы радисткой Кэт была бы. Только рожать не хочу.

Ветеран побледнел и вскочил на ноги. Он подошёл к столику и, вглядываясь в опухшие от пива лица, произнёс страшным голосом:

– Что? Повторить хотите? Повторить?!

Он посмотрел на девицу: – Ты хочешь повторить? Давай, попробуй! У нас в партизанском отряде Катя была Самойлова. Ноги сильно отморозила. Потому, что нельзя было и головы всем поднять. Несколько часов в снегу лежали. Так мы, шестеро мужиков, на санях её держали. Ноги ей пилой отпиливали, чтоб живая осталась. Она воет, верёвки рвёт, а мы держим её и плачем. А Коля ей кости пилой пилит. Ты слышала когда-нибудь, как живому человеку кости пилят? Ты хочешь повторить? Повтори. Я забыть это сколько лет не могу, а ты Катюша повтори, если сможешь!

Ветеран яростно перекинулся на парня. Тот в страхе смотрел на деда. Изо рта парня свешивался кусок рыбы.

– А ты? Тоже хочешь повторить? Молодец, герой! Повтори подвиг Сашеньки Морозова. Когда мы держали оборону под Курском, и ему немецкой миной оторвало руку, а вторая на двух кусках кожи болталась, то последнее, что он сделал, так это посмотрел на меня, сгрёб кровавым обрубком гранаты и вылез из окопа. Прямо на нас двигался танк и Сашка, прижимая гранаты к груди, зубами, ты слышишь, герой, зубами выдернул чеку и бросился под танк, остановив его. Ты сможешь это повторить? Я тебя спрашиваю, ты сможешь?

Ветеран развернулся, и тяжело дыша устало присел на свою полку.

Девица ойкнула, и, заметавшись, побежала в конец вагона. Парень медленно прожевал, и тихо произнёс: – Дед, ты это, прости дурака, я даже не подумал. Извини дед, честно, извини.

По его щеке пробежала испуганная слеза. Ветеран взглянул на него:

– Если плачешь, то ещё не всё с тобой потеряно. Прощаю. Я и не такое в жизни прощал. И не смей никогда больше.

Девица вернулась с зарёванным лицом, пара засобиралась и вскоре вышла на одной из крупных станций.

Ветеран устало посмотрел на меня и сказал:

– Понимаешь, сынок, мы всё едем в одном поезде под названием Жизнь. У кого-то места получше, у кого-то похуже. Кто-то кушает в вагоне-ресторане, кто-то своё, домашнее. И выходим мы на разных остановках, кто-то раньше, кто-то позже. Но, в – сущности, все мы пассажиры до одной конечной станции. И прожить эту короткую поездку нужно достойно, не оскорбляя и не мешая другим пассажирам. Спасибо тебе, что ты стал моим попутчиком и единомышленником в этой поездке. Я выхожу сегодня ночью под Курском, там станция небольшая, до Миши рукой подать. Ждёт меня мой фронтовой дружок, ждёт. А ты, Роман, сегодня во сне под утро огонь на себя вызывал. Ты где воевал, сынок?

– Было дело, отец. На таджикско-афганской границе служил. Несколько лет отдал пограничным войскам России. И добавил, – Ветеран боевых действий в республике Таджикистан.

Дед привстал и протянул мне свою руку. Я протянул свою, и в крепком рукопожатии почувствовал, как через ладонь деда мне протянули руки миллионы ветеранов. Словно жизненные силы, отданные на защиту справедливости и выполнения воинского долга, снова вливаются в меня душевными волнами. Это и есть ощущение настоящего Боевого Братства

– Георгий Константинович, передайте, пожалуйста, вашему другу от меня душевный поклон, и скажите, что теперь и я знаю про его жизненный подвиг. И другим расскажу, обязательно.

Старческое лицо деда заметно повеселело, и я пошёл за кипятком. Мы пили ароматный чай в железных подстаканниках и разговаривали. Я смотрел на ветерана и пытался запомнить его лицо, его руки, морщины, его манеру говорить, чтобы он так и остался в моей памяти – живым и волевым человеком.

Ночью ветеран сошёл с поезда в соловьиную ночь. Он так и не стал будить меня. Сквозь сон я только услышал, как он прошептал надо мной: – Тебе вручили Знамя – не урони. Удачи, сынок!

В тот момент мне почудилось, будто атласный шёлк прошелестел прямо перед лицом, и почему-то, запахло порохом. Приснилось, наверное.

Не уроню! Теперь это мой фронт памяти!

Низкий поклон вам за ваш жизненный подвиг, уважаемые ветераны!

В Ростове-на-Дону стояла прекрасная майская погода. Я созвонился с Дмитрием Владимировичем и узнал адрес ветеранской организации. Как здорово, всё рядом. От вокзала пять минут пешком.

Дмитрий Владимирович оказался полковником в отставке, высоким и крепким мужчиной. Своим стальным рукопожатием он сразу же напомнил мне Чешенко (у них спецподготовка, что ли, была по рукопожатиям?!) За пару часов мы вместе составили официальный запрос по московскому адресу. Я вспоминал подробности, сверял документы и взятые справки, а он проверял правильность заполнения нужных форм.

– Послушайте, Роман. Запросы могут остаться без ответа довольно долгое время. Но, в конечном итоге, ответ вы, конечно, получите. Какой он будет – это не мне решать. Свою помощь я оказал. От себя добавлю, что святое дело делаете. Сохранение памяти о славных буднях офицеров нашей организации – это большое дело. А здесь к тому же ещё и ваш родной человек, дед. Это дорогого стоит. Сейчас мы вместе составим запрос в наш местный архив, чтобы вы смогли бы найти и прочесть имя вашего деда в списках военного времени. Это будет хорошим заделом. Кстати, вы где в Ростове жить будете?

– Я ещё не знаю точно. Сегодня хочу посмотреть комнату по объявлениям, да и подработку можно найти. Даже не знаю, сколько буду гостить в вашем славном городе.

– Отлично, я так и предполагал. Вчера разговаривал с директором музея истории нашей организации. Зовут её Людмила Ивановна, милейший человек. Она буквально пропитана историей и знаниями. Попросила найти ей в помощь человека. В музее, насколько я знаю, готовится новая выставка. Поговорите с ней, я точно уверен, что она вам многое расскажет о 61-м особом батальоне НКВД СССР, в рядах которого и сражался ваш дед. Кстати, у меня есть все основания полагать, что позже у вашего деда были конкретные задачи и выполнял он особые поручения командования. Я пытался узнать в наших архивах более весомую информацию, но она оказалась забранной Москвой ещё в послевоенные годы. Больше я вам сказать не могу. Потому, что не знаю, и только когда придёт официальный ответ, тогда и будем решать в каком направлении двигаться. Музей рядом, тоже на Большой Садовой. К двенадцати часам она подойдёт к входу. Скажите Людмиле Ивановне, что вы пришли от меня. А я постараюсь, чтобы ваши документы как можно скорее ушли на проверку. Удачи вам, Роман. До связи.

Я вышел на улицу с непередаваемым ощущением радости. Было такое настроение, будто иду навстречу своей цели, и вот она уже показалась на горизонте. Чуть-чуть осталось.