Александр N - Последняя книга человечества

– Завтра у вас тяжелый день! Очень тяжелый! Все соки из вас выжмем, так сказать! Сколько теоретической информации придется запомнить, тестов массу пройти. Одним словом, присесть не удастся. Так что выспитесь сегодня хорошенько, отдохните. И с утра начнем, так сказать.

Сопровождавшие меня представители ФСБ отстали, а потом и вовсе исчезли куда-то. Мужчина провел меня по коридорам на второй этаж и открыл дверь в маленькую комнату, в которой стояла застеленная кровать, тумба, платяной шкаф и письменный стол.

– Вы, кстати, не голодный? – спросил Петр Евгеньевич. – Вас-то в самолете должны были кормить, но если вы еще хотите, так это, конечно, возможно, я договорюсь, вам Надя сварганит чего на скорую руку. Чай, может быть?

Я мотнул головой.

– Ну, ладно. Если что понадобится, вы говорите, не стесняйтесь. Вам сейчас все можно!

– Можно жене позвонить? – выдавил я из себя фразу без надежды на успех.

– Нет, вот только позвонить нельзя пока, – смутился он.

Я прошел глубже в комнату, сел на кровать и начал стаскивать с себя одежду.

– С комарами мы здесь справляемся, так сказать, космическими методами, – с легкой улыбкой, спокойно сказал Петр Евгеньевич.

Я посмотрел в его сторону. Он оживился моим вниманием:

– А вот вентилятор! Он просто будет сдувать с вас комаров. Ни один к вам и на метр не подлетит, вот увидите!

Он повернулся к невнятной конструкции, стоящей у изголовья кровати, и, ковыряясь в ней, продолжил:

– Вентиляторы у нас тихие очень, механик наш сделал – Левша! – многозначительно приостановился он, включая механизм. – Ну, не буду мешать. Мы еще завтра с вами наговоримся. Надоем еще! – Он необыкновенно по-доброму, даже несколько печально улыбнулся и, поклонившись, скрылся за дверью.

Я остался один. Мое сердце ныло, всхлипывая и прерывисто вздыхая. Я разделся до белья, откинул одеяло, лег и тут же уснул.

Меня разбудили, тронув за плечо. Я дрогнул и открыл глаза. Передо мной стояла женщина чуть старше меня, одетая в какой-то домашний халат, и аккуратно складывала мои вещи, которые я накануне разбросал по всему столу и тумбе.

– Уже девять! Пора просыпаться!

Я перевернулся на спину.

– Умывайтесь, вас завтрак ждет, – она прошла к выходу и по дороге открыла дверь в ванную комнату, которой я не приметил вчера вечером.

Я встал на слабых от сна ногах и отдернул штору. За окном раскинулся невнятный пейзаж, доставшийся этому месту от Советского Союза и неизменный с тех пор. Небольшой участок под зданием был заасфальтирован, за ним тянулись деревья в один рядок, невысокие, негустые. Затем располагались еще несколько зданий, вдвое ниже нашего. А дальше не то поле, не то пустырь, увенчанный на самом горизонте высокими постройками, напоминающими большой завод.

По асфальтированной дорожке сновало множество людей, то и дело проезжали машины и небольшие автобусы. Солнце, почти не пробивающееся из-за туч, освещало все кругом тусклым, грязным желтым светом. Я взглянул на небо и тяжело вздохнул.

Затем повернулся и направился в ванную комнату. Там меня ожидали мягкое полотенце, кусочек мыла, зубная щетка с пастой, шампунь в маленькой бутылочке и даже одноразовая бритва. Я забрался в душ и смыл с себя усталость и сон. От вчерашнего страха и потерянности не осталось и следа. Мне нужно быть самым сильным человеком на Земле. Только так и никак иначе! Если не я, то, может быть, уже и никто. С малого детства я чувствовал, что судьба уготовила мне нечто особенное. Вот это особенное пришло, и я обязан быть сильным. На самом деле я просто выключил сердце.

Проведя в душе минут двадцать и окончательно придя в себя, я вернулся обратно в комнату, надел на себя брюки и рубаху, пиджак оставил.

Покинув апартаменты, я с удивлением обнаружил, что в трех шагах от моей двери сидит представитель Службы безопасности, который немедленно оторвался от газеты и встал, вытянулся в струнку. Я кивнул головой в знак приветствия, на что он, не проронив ни слова, указал рукой и всем телом, куда мне следовать. Я пошел по коридору, он увязался за мной. Не прошли мы и двадцати шагов, как из какой-то боковой двери нам навстречу вышла та же самая женщина, которую я видел полчаса назад.

– А я вас будить иду, – улыбаясь во все зубы, сказала она, – думала, вы все еще спите, а вы – вон какой молодец!

Она обходилась со мной словно с ребенком в детском саду! И мне это нравилось – я заряжался спокойствием и силой. Мы шли рядом. В Надиных глазах я видел нестерпимое желание поболтать, но она не находила подходящей темы, только лишь иногда задавала несложные вопросы: не мучили ли меня ночью комары да не замерз ли я, пока спал. Я кивал или мотал головой, не вдаваясь в подробности. Кажется, ее вполне удовлетворяли такие короткие ответы.

Мы пришли на кухню. Всего два столика. Все очень чистенько и уютно. Я сел за ближайший ко мне стол, а сопровождавший меня молодой человек – за другой, не сводя с меня глаз. В душе я улыбнулся.

Кормили здесь вкусно. Так, как кормит хорошая хозяйка. Очень вкусно! Не знаю, всегда ли здесь так кормят или только по поводу концов света… Я осекся… Вчерашняя невыносимая печаль вновь показала свои зубы. Утренняя прыть испарилась. Я провалился в уныние.

Когда мне подали чай «со вкусом бергамота», в кухне показался Петр Евгеньевич, принеся с собой оживление:

– Доброе утро, Максим Александрович! Как спали? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Спится у нас здесь замечательно! Воздух чистый, если не считать продуктов переработки ракетного топлива. – Он рассмеялся и через мгновение уже обращался к снующей туда-сюда Наде: – Ну что же вы, Надюша, дали бы Максиму Александровичу еще булочку со сливками!

Я хотел попротестовать, замычав забитым ртом, но меня никто не слушал, Петр Евгеньевич уже обращался ко мне:

– Я когда помоложе был, ох уж любил эти булочки. У нас пекутся, в городке. Как вам?

Он встал, в очередной раз не дождавшись ответа, и, обращаясь к Наде, подскочившей с целым блюдцем булочек, увел ее с собой. Я был уже сыт. Сделав еще пару глотков, я перехватил голодный взгляд представителя ФСБ – то ли он мой телохранитель, то ли конвоир, до сих пор понять не могу. Я поднял блюдце и предложил ему. Он бойко привстал и скромно взялся за лежащую на самом верху булочку.

– Да все блюдце забирайте! Я больше не буду, – сказал я свои первые слова за утро.

Он немного посомневался, затем, коротко кивнув, оставил блюдце и ушел за свой столик с единственной булочкой в руке.

– Ну что же, идемте, – вернулся Петр Евгеньевич.

Я сделал последний глоток и встал из-за стола.

Мы вышли на улицу. Тепло на улице и свежо. Воздух, и правда, очень чистый. Невдалеке завелась машина, и мы направились к ней. Расселись по местам: Петр Евгеньевич – впереди, мы с моим телохранителем-конвоиром – сзади.