Евгений Коковин - Морская школа

Машинист подошел к Илько и крепко пожал руку моему другу. Вслед за ним и все остальные члены команды «Октября» с благодарностью пожимали руку смущенному Илько.

–Ну, с чего начнем? – спросил Николай Ивано­вич. – Пожалуй, будущим морякам следует по-настоя­щему с судном познакомиться. Теорию уже изучали?

– Начали пароходную механику, – сказал я.

– Добро! Значит, сегодня и посмотрим весь паро­ход, познакомимся с ним, а завтра к ремонту присту­пим. Дела всем хватит, хорошая практика перед плава­нием будет.

Раньше мне пришлось повидать немало самых раз­нообразных судов – и морских пароходов, и буксиров, и шхун, и ботов. Я даже считал себя знатоком кора­бельной науки. Все-таки ведь мой отец был матросом, и он многому меня научил. Кое-что я слышал от зна­комых моряков. Кроме того, я сам чистил котлы.

Но в этот день я понял, что знаю о кораблях еще очень мало. Есть ребята, вроде Гриши Осокина, кото­рые думают, что моряком стать очень просто: поступил на судно – и ты уже моряк. Однако эти ребята ошиба­ются. На каждом корабле столько механизмов, приспо­соблений, приборов, что даже одни их названия не ско­ро запомнишь. Впрочем, что касается Гриши Осокина, то он теперь уже по-иному думает о морском деле. На одном из последних уроков по кораблестроению в шко­ле он смешал в кучу шпангоуты, бимсы и стрингера и, конечно, получил неудовлетворительную отметку.

– У вас, Осокин, не корабль получается, – сказал тогда Грише преподаватель, – а свалка металлическо­го лома. Для будущего моряка это непростительно. Плохо! Садитесь!

…Экскурсия по пароходу с Николаем Ивановичем была настоящим путешествием.

Корабль! Только старый, опытный моряк, каким был Николай Иванович, мог показать все то чудесное, что скрыто за этим словом.

Николай Иванович показывал и рассказывал, а мы с Илько его расспрашивали. В первые минуты я держался солидно, делая вид, что все это мне давно изве­стно. Однако первый же мой вопрос, который был за­дан тоном бывалого моряка, оказался для меня кон­фузом.

Я хотел узнать, с какой скоростью ходит «Октябрь», и спросил:

– А сколько узлов в час делает «Октябрь»?

Слова «узлов» и «делает» должны были показать мою осведомленность в морском деле. Но вышло сов­сем иначе. Николай Иванович улыбнулся и сказал:

– Узлов в час? Так, дорогой, моряки не говорят. Узел не мера длины, а единица скорости судна. Наш «Октябрь» идет в час восемь морских миль, это значит он идет восемь узлов. И когда говорят столько-то узлов, то в «час» не добавляют. Если узлов, то уж обязатель­но только в час. Не путайте мили с узлами.

На судне много необычного. Поэтому, если вам при­дется попасть на корабль, не называйте палубу полом даже в каюте. На судне нет перил, но есть поручни. Веревки здесь называются концами. И стрелы на ко­рабле не для того, чтобы ими стрелять, но для того, чтобы поднимать груз. И барабан у лебедки не для того, чтобы барабанить, но для того, чтобы наматывать на него трос.

Да, путешествие по пароходу было для нас полно открытий и всевозможных неожиданностей. Мы не за­метили, как прошло время, и нам уже нужно было со­бираться домой.

На другой день начался ремонт. Мы с Илько помо­гали механикам и машинистам разбирать машину. По­том нам пришлось взяться за притирку кранов и кла­панов, которых у паровой машины, у котла и у вспомо­гательных механизмов бесчисленное множество.

Огонь в топках котла был погашен. В машинном от­делении сразу стало прохладно. Зато кочегары устано­вили камелек – небольшую чугунную печку.

Когда в камельке разводили огонь, становилось очень тепло. Стенки камелька так накалялись, что ка­зались румяными.

Почти каждый день старший механик Николай Ива­нович приносил на судно какие-нибудь новости. Перед началом работы и во время перекура он рассказывал машинистам и кочегарам о том, что происходит в Со­ветской республике и за ее рубежами. За несколько дней перед Новым годом Николай Иванович пришел на пароход взволнованный и радостный.

– Ну-ка, дорогой, – обратился он ко мне, – ска­жи, в каком государстве ты живешь?

– В Советской республике, – ответил я.

– Правильно. Но знай еще вот что: все советские народы теперь объединились в одно государство. И го­сударство наше теперь называется Союз Советских Со­циалистических Республик!

– Союз Советских Социалистических Республик! – повторил я.

И эти гордые слова повторяли в тот день все моряки «Октября».

Было это в декабре 1922 года, когда в Москве толь­ко что закончился Первый Всесоюзный съезд Советов. О съезде Советов нам тоже рассказывал Николай Ива­нович.

Всю зиму мы проработали на судоремонте, с нетер­пением ожидая весны и первого рейса в море.

Ремонтные работы на «Октябре» были полностью закончены до начала ледохода.

День поднятия паров на судне подобен празднику. Николай Иванович приказал кочегарам подготовить топки. Котел был наполнен водой. В кочегарке собра­лись все механики, машинисты, кочегары и, конечно, мы, ученики. Команда уже была укомплектована для навигации.

И вот пришли старший механик и капитан. Нико­лай Иванович при полной тишине с торжественным ви­дом сам открыл первую топку и поджег промасленную паклю. Потом он то же самое сделал у второй и у тре­тьей топки.

Было слышно, как зафыркало пламя и как оно за­гудело в топках весело и порывисто.

Кочегар Матвеев сбросил куртку и остался в сетча­той короткорукавой рубашке. Легко, словно играя ло­патой, он зашуровывал в топки уголь. Топки дышали нестерпимым жаром.

…Дрогнула стрелка манометра и медленно-медленно поползла по делениям дуги к красной черте-марке. В котле накапливался пар – появилось давление.

Николай Иванович, довольный и веселый, встал с мусорной кадки, широко улыбнулся и сказал:

– Теперь можно будет опробовать и главную ма­шину.

Мы поднялись на палубу. Запрокинув голову, Нико­лай Иванович указал рукой на черный дым, клубящий­ся из трубы.

– Идет! Ух, какой густой… Сплошной уголь!

Он перегнулся через кап и крикнул в кочегарку:

– Хватит, дорогой! Все топливо в трубу выбро­сишь. Довольно!

Жгуче-черная грива дыма постепенно стала превра­щаться в серую, словно седея на глазах.

Около «Октября», окалывая лед, из стороны в сто­рону мотался большой буксир ледокольного типа. Он с разбегу, словно задорный петушок, налетал на тол­стую кромку застарелого льда. Его форштевень, уда­рившись о препятствия, поднимался. Казалось, буксир вот-вот встанет на дыбы. Кромка льда не выдержива­ла, трещала, крошилась, а по ледяному полю, словно лучики, разбегались трещины.

По середине Северной Двины прошел ледокол и про­бил широкое русло.