Александр Кривич - Тридцать девять с небольшим. Книга первая

И, соорудив нахмуренно-деловое лицо, вручил рекомендательное письмо. Хранитель был не готов к такому напору, да и столько слов он слышал примерно лет за пять, а то и за десять. Вот, например, когда лесоруб попадает в компанию финансистов, бурно ведущих спор на профессиональную тему, ничего абсолютно не понимает, хлопает глазами, кивает головой и в глубине души хочет их отвалтузить или проникается уважением. Так и мистер Бу решил, что люди перед ним серьёзные, деловые и ежели их бить, то чуть попозже и как-то по-особенному, с душой.

По молчаливому согласию хозяина путники проследовали в дом, видневшийся невдалеке. Войдя внутрь, обнаружили несвойственное для холостяка чистое и светлое помещение, где всё разложено по полочкам и пахнет горным воздухом и чем-то печёным. Мистер Бу, как ни странно, учитывая его удалённый от цивилизации образ жизни, не был похож на одичавшего лешего. Он был высокого роста, жгучий брюнет, плотного телосложения, гладко выбрит, белая широкая рубаха с закатанными рукавами чуть небрежно выглажена. Брутальный образ дополняли смотрящие из-под густых бровей карие глаза, отражающиеся в начищенных до блеска ботинках.

Гости ненавязчиво уселись за стол и уставились на хозяина. Мистер Бу понял тонкий намек и накормил гостей вкуснейшим обедом. Так как Рабр и мистер Пиу были утомлены непривычным подъёмом в гору, было решено рано утром следующего дня выдвинуться к точке Зеро, как мы помним из прошлых глав, названной так для конспирации.

Оставшееся время до ужина наши путешественники провели за чисткой одежды и беседой на тему как раньше всё было лучше – коровы толще, молоко сытнее и так далее.

Коротая время в беседах, не заметили, как подкрался вечер. Поужинав земляничным пирогом и пахнущим травами молоком горных коз, путники расположились на ночлег. Мистер Пиу, то и дело лениво зевая, рассказывал о чём-то несомненно важном, а в это время, тихонько присев на краешек кровати с доброй улыбкой, бог сна Дрём поправлял одеяло, накинутое на Рабра.

Озеро в утренней дымке, скрывающей противоположный берег, навевало покой; почти беззвучно плескалась рыба, оставляя ленивые круги на воде. Природа, как труженик, отпахавший неделю на работе, и в своё заслуженное воскресенье уже вроде как проснулся, но лежит, не открывая глаз, чтоб не спугнуть негу и долгожданную тишину. Рабр, развалившись в кресле, наблюдал за сонно текущим над озером утром, думая обо всем и ни о чем одновременно.

– Хорошие виды, не правда ли?! – знакомый голос вывел из медитации.

Рабр вздрогнул от неожиданности и повернулся. Говоривший сидел в двух шагах от него в таком же плетёном кресле, небрежно закинув нога на ногу, в пыльных ботфортах с широкими голенищами, свободной белой рубахе, небрежно заправленной в широкий пояс, на котором висела шпага с рукоятью, украшенной драгоценными камнями. Шляпа с широкими полями наполовину прикрывала лицо, но Рабру было достаточно услышать знакомый с детства голос, чтобы с радостью узнать человека, сидящего рядом.

– Пейзаж просто чудо, – ответил Рабр.

– Где мы? – спросил он у деда.

– Тут важнее когда, а не где, – ответил тот.

Лягушки, как будто желая заполнить возникшую паузу, запели свои серенады. Именно запели, мой музыкально образованный читатель; сколько любви и страсти в этих песнях, и, если сравнивать серенады лягушек с теми звуками, которые в муках извлекают из себя многие современные певцы, я голосую за лягушек!

– Однажды, когда я жил в мире, – продолжил дедушка, – в котором давно не верят в чудо, и оно, потоптавшись в прихожей ушло. Где всё подчинено определённым законам бытия, где железных коней кормят соком, текущим из земли, где люди живут в домах со множеством ярусов, похожих на муравейники. Живут так плотно, что почти не замечают друг друга, ходят, уткнувшись во что-то типа маленьких книжек с яркими картинками. Так вот, жил я, значит, на девятом ярусе такого дома один в небольшой комнатушке, совмещённой с кухней. Молод и холост я был тогда, энергия била через край. Ооо, что это были за времена! Руки до сих пор помнят, до мозолей! Я ведь тогда увлекался резьбой по дереву и абсолютно не тяготился одиночеством. Пробовал ходить на так называемую работу – занятие, скажу тебе, внук, наискучнейшее. Так вот, пришёл я как-то вечером с этой самой работы, помылся и собрался отужинать. Налил чая и жду, значит, когда пена осядет. Вдруг тихий стук в окно, я сразу решил – показалось. А сам сижу, смотрю, как корова на воздушный шар, большими грустными глазами. Ярус-то девятый, до земли очень далеко. Думаю, ну всё, начало мерещиться всякое, с крепким чаем нужно завязывать. Через короткое время снова, так же не громко, но настойчиво кто-то постучал. На негнущихся ногах подхожу к окну, открываю, а там комар, видимо очень образованный и культурный.

– Значится так, мол, и так, – говорит он мне, – извините, пожалуйста, не сильно ли вас, сударь, побеспокоит то обстоятельство, что я тихонько сдохну у вас на подоконнике?

– Я, конечно же, разрешил, а как отказать, если вас так культурно о чём-то просят…

Дедушка замолчал и многозначительно посмотрел на Рабра. Лягушки взяли антракт, и пространство вокруг всё больше стало наполняться еле различимыми звуками. Издалека доносился чуть слышный колокольный звон, мычание коров и еле уловимый, нарастающий с каждой минутой, гул.

– Так чем же закончилась история? – спросил Рабр у деда.

– Комар умер, – ответил дед и задумался о чём-то своём, смотря на реку.

Из-за лесной опушки появился источник нарастающего шума. Это была толпа разъярённых крестьян, вооруженных вилами, и они уверенным шагом направлялись к нашим знакомым.

– Так в чём же смысл истории? – прервал раздумья деда Рабр.

– А смысл в том, что с чаепитиями было покончено, я женился на твоей бабушке, и через короткое время на моей голове появился первый седой волос. Сейчас мы находимся во Франции, а эти идущие к нам милые господа – крестьяне, которые пытаются свергнуть своих господ, и нам, думаю, пора удалиться, – сказал дед и запрыгнул в седло пасшейся неподалеку лошади.

– До следующей встречи, – прокричал дед и, пришпорив коня, поскакал в противоположную сторону от приближающихся тружеников мотыги и серпа.

Рабр стоял и смотрел широко открытыми глазами на приближающихся разъярённых крестьян. Всё вокруг завертелось: крики на непонятном языке, топот ног и лязг железа.

Рабр сидел на кровати, находясь в состоянии понедельник. Это когда душа ещё в воскресенье, а тело уже в понедельнике и нужно некоторое время, чтобы им встретиться. Рабр, ничего не понимая, моргал глазами и пытался понять, где он. Только во второй раз перезагрузив оперативную систему и прогнав прочь ночные видения, он осознал суть бытия со всеми вытекающими.