Маргарита Мохин - Дорога к славе

– Не хочешь потанцевать? – Джилл опять похлопала ресницами. Она, судя по всему прекрасно знала, как пользоваться своей красотой.

– Эм… – Честер снова посмотрел через её плечо. Флетчер наблюдал за сценой молча и без видимого раздражения. Бекки же о чём-то болтала с Энни, но Честера куда больше заботила реакция друга, чем подружки.

– М? Песня такая красивая… Моя любимая, – Джилл смотрела на него снизу-вверх, заискивающе и определённо обворожительно.

– Ну… ладно, – согласился наконец Честер. Разве можно было сказать девушке «нет, извини, иди потанцуй с кем-нибудь другим»?!». Тем не менее, он чувствовал себя очень неловко по отношению к Флетчеру, который продолжал молча следить за происходящим.

– Здорово! – Джилл сцапала Честера за руку, а он только виновато развёл второй рукой и передёрнул плечами, без слов шевеля губами в сторону Флетчера «Я НЕ ВИНОВАТ! ОНА САМА!!!».

– Что-то не так? – Джилл нахмурилась.

– Да нет, всё… нормально. Песня и впрямь отличная, – ответил Честер, всё ещё бросая на Флетчера виноватый взгляд.

Джилл улыбнулась и без стеснения обвила Честера за шею руками. От её дыхания едва уловимо пахло пивом, и Честер подумал, что, возможно, было не такой уж хорошей идеей разрешать ей пить. Он снова беспомощно развёл руки в стороны, сигнализируя тем самым Флетчеру, что у него нет другого выбора, и обнял Джилл за талию.

Танцор из него был никудышный и несколько раз Честер наступил Джилл на ногу, но она, похоже, совсем не сердилась. Однако ещё ни разу в жизни Честеру танец не казался таким невыносимо долгим. И дело было даже не в том, что он в принципе не слишком любил и умел танцевать. Медленно перетаптываться с ноги на ногу в обнимку с красивой девушкой – тут не надо быть Фредом Астером. Честер чувствовал на себе взгляд Флетчера. И он ощущал себя настоящим предателем…

Джек сидел на кровати в своей комнате, подтянув к себе согнутые в коленях ноги и подперев ладонью подбородок. Учебники по биологии и химии, неопрятно раскрытые на случайных страницах, лежали на полу рядом с кроватью. Джек сбросил их не столько потому, что они занимали место на постели и мешали сидеть, сколько от раздражения и чувства протеста. Он не хотел их читать. Он не хотел становиться врачом. Картинка из возможного будущего, которую он сам вообразил себе вчера вечером, снова всплыла перед его глазами. И снова Джек мысленно содрогнулся от того, что всё это могло стать правдой.

Джек завидовал Флетчеру и Джеку. Их возможности заниматься любимым делом. Их независимости от родителей. Их отдельной, пусть холодной и грязной квартире.

Он знал, что ему надо было сделать. Но смелости на этот шаг пока что не хватало.

«Джеки, это твоя жизнь. Не их. Ты не должен делать что-то только потому, что твои родители считают, что так надо!» – кричал его внутренний голос, надрывно и в отчаянии.

«Они думают, что так лучше. Лучше для меня», – отвечал первому второй голос – голос забитого и затравленного маленького мальчика.

«Чёрта с два! Отец хочет реализовать за счёт тебя свои собственные мечты! А мать больше всего волнует, чтобы про тебя не стыдно было рассказывать подругам! Джеки учится на врача – это ведь звучит куда престижнее, чем Джеки играет на гитаре в рок-группе!»

«И всё равно это желание держать тебя под контролем – всего лишь от того, что они о тебе заботятся…»

«Чёрта с два! – агрессивнее, чем прежде, перебил первый голос. – Их желание держать всё под контролем – это всего лишь желание держать всё под контролем и сохранить репутацию!»

«Может быть, ты не совсем прав…»

– Прав я или нет, но они никогда этого не поймут. Не поймут, что это моя жизнь и мне решать, чем зарабатывать себе на хлеб, – эти слова Джек произнёс вслух, хотя вряд ли отдавал себе в этом отчёт.

Джек и до этого всё сильнее склонялся к тому, чтобы бросить учёбу. А уж после вечеринки у Флетчера и Честера окончательно убедился в правильности такого решения. Но как же сообщить об этом родителям?

Его тактика в отношениях с отцом и матерью в большинстве своём была построена на том, чтобы покладисто соглашаться, но исподтишка делать всё по-своему. Джек и сейчас был бы готов поступать так же. Был бы. Если бы не два «но». Во-первых, учёба на медицинском факультете отнимала у него слишком много времени. К тому же, биология с химией никогда не были его любимыми предметами. И даже если он не собирался в конечном счёте становиться врачом, чтобы усыпить бдительность родителей ему всё равно приходилось заниматься очень усердно. Во-вторых, он не знал, как долго ещё сможет скрывать от родителей свои ночные репетиции. До сих пор ни они, ни Джилл не замечали его вылазок из дома два-три раза в неделю. Но если они вдруг обо всём узнают, то Джек даже предположить боялся, какой тогда разразится скандал.

Чем больше Джек размышлял на эти темы, тем больше думал о том, что ему надо было раз и навсегда поставить родителей перед фактом, что он не собирался больше потакать их желаниям. При этом он прекрасно понимал, что с того момента, как он заявит маме с папой о своём намерении бросить университет, его жизнь превратится в настоящий ад. Он буквально слышал визгливые причитания матери – каким никчёмным и неблагодарным вырос её сын и как правы были её драгоценные матушка и сестрица, которые едва ли не с рождения Джека твердили, что мальчика следовало отдать в школу-интернат. Это, в свою очередь, повлекло бы за собой стенания на тему, что Джек никогда не был достаточно толков, чтобы сдать вступительные экзамены в подобную школу, а его никчёмный отец – недостаточно богат, чтобы оплачивать там обучение.

Джека начинало трясти от одной только мысли обо всём этом, и он просил у бога, в существование которого не очень-то верил, если не понимающих родителей, как у Флетчера, то сил вырваться из-под власти своих, как это сделал Честер.

С тех пор, как Джек и Флетчер закончили школу, группе пришлось искать новое место для репетиций. По утрам они всё ещё иногда собирались в клубе, где работал Честер, но это получалось не чаще раза в неделю, так что через знакомых из колледжа Флетчер нашёл зал в здании театра, где ребятам разрешили репетировать по ночам и почти за бесплатно.

Сегодня была как раз одна из таких ночей, на которую была назначена очередная репетиция. Джек украдкой пробирался по коридору мимо спальни родителей и старался не наступить ни на одну из скрипящих половиц. За спиной у него была гитара, в одной руке он держал ботинки – чтобы шаги были ещё более бесшумными. Он уже был почти у лестницы, как вдруг дверь комнаты Джилл распахнулась, а она сама выглянула в коридор.

– Джек?

Он замер на месте в нелепой позе – с одной ногой, поднятой в воздух в процессе очередного шага.