Маргарита Мохин - Дорога к славе

Джек снова тяжело вздохнул и снова перевернулся на другой бок. Эти мысли терзали его, терзали с каждым днём всё сильнее. Да, решение было принято. Но Джек прекрасно понимал, что между принятием решения и его осуществлением был гигантский, почти непреодолимый шаг.

Джек всё никак не мог заснуть. Был бы рад хоть на минуту перестать думать о своих родителях. Но, даже если он пытался заставить себя отвлечься на что-то другое – как прошла репетиция или как можно было улучшить звучание той или иной песни – мысли всё равно возвращались к родителям. И разговору, который не мог больше ждать. Джек не хотел больше об этом думать. Он вообще не хотел думать. Ни о чём. Он хотел спать. От двух часов, которые он изначально мог себе позволить, осталось уже меньше полутора. Ещё немного – и уж лучше не засыпать вовсе, потому что будильник, который вырвет тебя из мира сновидений, будет хуже топора палача, опускающегося на шею осуждённого. Топор, во всяком случае, приносил покой…

Промаявшись ещё около получаса (тридцать три минуты, если быть точным – Джек не ленился щёлкать выключателем лампы на прикроватном столике, чтобы посмотреть время), он окончательно понял, что поспать сегодня ему было не суждено.

Джек включил настольную лампу, но на этот раз не для того, чтобы узнать время. Попытки заснуть он забросил. За окном было ещё совсем темно, по стеклу барабанили капли холодного осеннего дождя, а в самом доме было тихо.

Джек пощурился, привыкая к свету, выбрался из-под одеяла и зябко поёжился. Зря он поленился надеть перед сном пижаму. Он зевнул и потёр ладонью глаза. Удивительно, как одновременно можно было чувствовать себя настолько усталым и сонным, но при этом так и не заснуть!

Джек оделся, снова зевнул и сел за стол. Разговор с родителями предстоял непростой. Но откладывать его дальше было уже нельзя.

Джек хмуро смотрел на очередной тетрадный лист, который был исписан его мелким скрупулёзным почерком.

«Это моя жизнь и я должен принимать решение, как мне её проживать» – это предложение встречалось чаще всего среди его записей. И он прекрасно понимал, что для миссис Стюарт это был слабый аргумент.

Лучше всего, конечно, думал Джек, будет, если на очередное такое высказывание его родители сорвутся и скажут что-то вроде «Прекрасно, раз это твоя жизнь, вот и плати за свои прихоти сам». В этом случае они, сами того не ведая, передадут инициативу в его руки. Он спокойно кивнёт, возьмёт заранее собранные вещи и уйдёт. Главное было только сохранять самообладание. Но обычно спокойный и рассудительный Джек сомневался, что сможет держать себя в руках, когда его мать начнёт истерично вопить, не слушая никаких доводов.

Чтобы обрести свободу и добиться своего ему нужна была чётко спланированная стратегия и, возможно, помощь друзей. Джек ещё раз перечитал все свои заметки. Кажется, он действительно не упустил ни одной мелочи и проработал все потенциальные сценарии. На бумаге всё казалось так просто. В том, что это будет так же просто в реальности Джек очень сильно сомневался.

Звонок будильника заставил его вздрогнуть. Джек вздохнул и понуро поплёлся в ванную, чтобы собраться на учёбу, как он надеялся, один из последних раз.

Схватив рюкзак и отправившись в колледж, свои записи он так и оставил лежать на столе.

Джек никак не ожидал, что события будут развиваться совсем не так, как он их распланировал. Он даже не успел обсудить последние детали с Честером и Флетчером, на чью помощь и поддержку так рассчитывал.

Джек вернулся домой с учёбы, зашёл в дом, снял пальто и направился к лестнице. Он очень устал и собирался немного поспать. Непривычная тишина в доме его не насторожила.

– Джон. Винсент. Стюарт, – ледяной голос его матери раздался за спиной Джека, отчего он невольно похолодел и замер на месте: одна нога уже на первой ступени, ладонь на перилах. Джек не помнил, когда в последний раз мать звала его полным именем. И это было очень, очень нехорошим знаком.

– Да? – Джек повернулся. Он старался выглядеть отрешённо (ведь он действительно не знал, что могло так разозлить миссис Стюарт), но нехорошее предчувствие уже охватило его с головой. Стоило же ему увидеть мать, и он мгновенно понял, в чём было дело. Сердце Джека ухнуло в пятки и, кажется, там и осталось. Джек резко побледнел, а его ладони стали мокрыми от пота.

Миссис Стюарт стояла на пороге гостиной и держала в руках несколько тетрадных листов, не узнать которые Джек не мог.

– Думаю, нам надо поговорить, – сказала миссис Стюарт. Её голос был сухой, словно хворост, потрескивающий в огне. Она не кричала, но каждая чёрточка её лица выражала крайнюю степень недовольства, граничащего со сдержанной яростью.

Джек моментально позабыл все слова, которые он так скрупулёзно записывал. Да и какой теперь был в них смысл? Как он только мог так нелепо проколоться? Как мог оставить свои записи на самом виду и буквально сдать «врагу» все свои явки и пароли? Джек молча стоял на месте, не в состоянии произнести ни единого слова. Все они, теперь совершенно бесполезные, остались на листе бумаги, который держала в руках его мать, а у него в голове были лишь пустота и лихорадочная паника. Он чувствовал себя, как отличник, которого поймали на списывании – врасплох и с поличным – и совершенно не представлял, как выпутываться из этой ситуации.

– В гостиную. Быстро, – тон миссис Стюарт не терпел возражений.

Джек повиновался молча. В комнату он шёл как осуждённый на казнь, на негнущихся ногах.

– Садись, – миссис Стюарт была немногословна. Кивком головы она указала на диван.

Джек послушно присел на самый краешек, словно это была раскалённая плита или его поверхность была покрыта шипами.

– Значит, ты считаешь, что уже достаточно взрослый, чтобы самому решать, как тебе жить? Значит, ты считаешь, что мы с отцом – два старых идиота, которые заботятся лишь о собственном спокойствии? Значит, ты думаешь, что способен понять, что для тебя лучше?

Джек продолжал молчать. Он хотел бы что-то ответить. Он хотел бы распрямить спину или даже гордо встать – чтобы быть наравне с матерью. Но вместо этого – весь сжался и понуро опустил плечи. В нём возмущение и жажда самостоятельности боролись сейчас с годами впитываемым и взращиваемым страхом перед родителями.

– Ты всегда был слабовольным! И вот к чему это привело! Стоило тебе связаться с этим Миллсом! Не зря я никогда не одобряла эту дружбу! Не надо мне было тебя и на порог к нему пускать! – миссис Стюарт распалялась всё сильнее и если свою речь она начинала сухо и расчётливо, то теперь не могла совладать с эмоциями – ещё немного и, Джек знал это наверняка, она перейдёт на нечленораздельный визг.