Александр Гриневский - Истории с приставкой «ГЕО»

В полях Вадим раскрывался. Это был уже совершенно другой человек. Властный, знающий себе цену, принимающий все основные удары и заботы об экспедиции на себя. Непререкаемый авторитет достигался за счет досконального владения ситуацией и уверенности в себе. Обросший за долгие годы работ мощными связями, он выбивал вертолеты, организовывал промежуточные базовые лагеря и без конца ненавязчиво учил нас азам существования в тайге и коллективе.

Прекрасный рассказчик, обладающий изумительным чувством юмора. Сколько жизненных историй, и каких!

Не хочется козырять высокими словами, но, пожалуй, Вадима я могу назвать единственным учителем, который был у меня в этой жизни.

Да что там говорить. В геологической компании, если встречаются хотя бы два человека, которые бывали в полях с Вадимом, то уверяю вас, через два, три или пять часов обязательно возникнут рассказы о полях и о Вадиме, причем одни его будут клясть, другие им восхищаться, но вспомнят его обязательно.

***

Вот ты говоришь – сопричастность… Ха! Прекрасно тебя понимаю, сам через это прошел.

Помню, как впервые почувствовал, что вот-вот… и буду принят в славную плеяду геологов. Я только окончил школу, провалил экзамены в институт и устроился работать в Университет на кафедру мерзлотоведения. Занимал самую низшую должность – препаратор с окладом шестьдесят пять рублей. Естественно, общался в основном с техническим персоналом, и казались мне они такими матерыми геологическими волками, что дальше некуда. Рассказы о полевой жизни и геологическом прошлом лились рекой.

А острое чувство сопричастности захлестнуло, когда мы стояли тесной группой вокруг замызганного столика в пивной. Помнишь, была автопоилка на улице Строителей, недалеко от Университета?

И я увидел, ну как бы со стороны, что внутри этого провонявшего пивом, табаком и туалетом помещения, среди серой массы посетителей и монотонного гула голосов, прерываемого отдельными пьяными выкриками, образовался обособленный островок – наш уставленный пивными кружками столик, а вокруг него, плечом к плечу, сдвинув к центру головы, чтобы лучше слышать друг друга, стоят уверенные в себе мужчины, беседуют. И отделяет их от копошащейся вокруг людской массы причастность к общему тяжелому интересному и часто небезопасному делу.

И среди них я молодой, еще ничего не видевший… но уже принят, уже голова к голове, уже один из них!

***

Какими же мы были молодыми и глупыми!

Мой первый маршрут. Студент. Гидрометрия.

Река спокойная – ни порогов, ни завалов.

Вечером разбивали лагерь, палатки, костер, жратва – в основном консервы и крупы, сушка промокшей одежды и бесконечное чаепитие.

Костер – яркой точкой, черная гладь воды, в которой отражается пламя, хмурая тайга за спиной.

Комар, мошка и гнус, особенно под вечер. Особый шик – не пользоваться никакими препаратами, отгоняющими эту дрянь.

Нас было четверо. Мы с Бараном – самые ленивые.

Технология отхода ко сну, если можно так выразиться, была разработана задолго до нас. Вход в палатку тщательно зашивали нитками, после того как забирались в нее сами. Молний на входе тогда еще не было. Простые деревянные застежки просовывались через петелечки. Сами застежки располагались в пятнадцати сантиметрах друг от друга, и комар преспокойно проникал внутрь. Зашив вход, при помощи свечи всех залетевших комаров выжигали и только потом укладывались спать.

Мы же с Бараном были выше этого. Настоящий геолог должен терпеть лишения и трудности! Мы ленились и терпели. Вход в палатку даже не застегивали. Бессмысленно. Залезали в спальники, а лицо накрывали телогрейкой. За день уставали, засыпали мгновенно, как проваливались.

Пробуждение на рассвете было мучительным. Со стонами и причитаниями пальцами разлепляли глаза. Морда опухшая и красная, как кусок сырого мяса, пальцы – сардельки. Ползли к реке и окунали горящее лицо в воду. В таком режиме выдержали два-три дня, а потом, как и все, перестали лениться и стали зашиваться на ночь.

Тайга учит быстро. Сначала ты стараешься вести себя так, как привык. Мол, ты сильнее обстоятельств, и пускай эти обстоятельства подстраиваются под тебя. Три, четыре дня, от силы неделя, и начинаешь понимать, что это тебе придется подстраиваться, и чем раньше ты это сделаешь, тем тебе же будет лучше.

Смотришь на карту – сплошная зелень и синяя ниточка реки. Ну и что? А вот отошел на сто метров от реки, потерял её из вида, вспомнил зелень на карте и в следующий раз уже будешь отходить так, чтобы река была в зоне видимости, или по зарубкам на деревьях.

Есть, конечно, компас и есть солнце, которое, кстати, не всегда светит, но береженого Бог бережет.

Мошка, комар, гнус – а, фигня! Да, дня два, три. А как прожить два, три месяца? Учись у других, более опытных, не придумывай ничего нового, правила выживания в тайге определены задолго до твоего рождения. Если не дурак – приспособишься.

Идешь вдоль берега – не по сторонам глазей, а смотри под ноги – не дай Бог оступиться на какой-нибудь коряге. Ногу сломаешь – до врачей не добраться. Очень быстро становишься осторожным и аккуратным.

Сашка Онищенко забрасывал блесну с лодки, неудобно, размахнулся и засадил себе тройник в затылок. Два крючка зашли глубоко под кожу. Что делать? Обрезали леску и погребли дальше. Блесна здоровая, на щуку, бьет по затылку.

Вечером стали лагерем. Надо резать. Бритвы нет. Наточили нож, прокалили на огне, кое-как обрили волосы, сделали надрезы и вытащили крючки.

Сашке, вообще, везло. Вернулся после поля в Москву и сразу в больницу, острый приступ аппендицита. Если бы приступ случился на несколько дней раньше, в маршруте – все! Кашлык!

Но раздолбайства хватало…

У Вадима в хозяйстве было несколько ружей. Старые одностволки, вместо ремней веревки. На каждую маршрутную группу полагалось ружье с обязательными жаканами. Вдруг медведь, да и беглые по тайге порой шляются.

У нас был легкий маршрут, места заселенные, и Вадим нам ружья не дал, но патроны мы с собой взяли. А раз взяли, то надо бы бабахнуть. А как? Мы же умные – костер!

Как-то вечером, уже чай попили, стемнело, дождик моросит, мы жакан в костер, а сами под берег. Сидим, согнувшись в три погибели, ждем, когда рванет. Тридцать секунд, минута, пять минут – ничего не происходит.

Обрывчик низкий, полметра высотой. Полоска песка под ногами узкая. Темень, грязь, холодно, сверху дождик поливает, тело затекло. Надо бы высунуться посмотреть, да страшно – вдруг сейчас и пальнет. Просидели минут двадцать. Когда стало совсем невмоготу, вылезли, быстро залили костер водой, пошуровали среди головешек, патрон не нашли и, дрожа от холода, расползлись по палаткам. Куда он делся – непонятно… Повезло, наверное…