Александр Гриневский - Истории с приставкой «ГЕО»

А вот теперь – картина маслом…

Задыхаясь и хрипя, перекинув через плечо веревку, мы по очереди бесконечно долго таскаем за собой по жаре железную трубу, наполненную водой. В одних трусах, головы обмотаны майками, чтобы не получить солнечный удар, в белых соляных разводах от высохшего пота на спине и груди – на такой жаре пот сразу высыхает, а солнце в самом зените и температура воздуха градусов тридцать пять – это уж точно, а может и больше. В общем, фрагмент триптиха Босха «Ад».

И вдруг посреди этой залитой солнцем пустоты замаячил, колышась в жарком мареве, столб пыли, издали приближающийся к нам.

Лихо подкатил уазик, открылись двери, и перед нами предстало высокое институтское начальство из Москвы во главе с заместителем директора – бывшим партийным функционером, брошенным в настоящий момент на руководство прогнозом землетрясений. В белых рубашках с коротким рукавом, в отутюженных брюках, портфели и папки в руках.

Мы хрипя бегаем, таская за собой железяку с водой на верёвке, прерваться не можем – эксперимент пойдет насмарку.

Постояли, посмотрели, что-то спросили.

Главный смотрел с какой-то, одному ему ведомой, тоской и презрением. Наконец, выдал знаменательную фразу.

– Рабий труд!

Загрузились в машину и отбыли восвояси.

Через месяц, появившись в родном институте, я увидел на доске объявлений приказ – мне подняли зарплату аж на пять рублей. И стал я получать сто двадцать пять рублей в месяц.

Знаешь, о чем мы мечтали тогда со Славкой?

Просчитать всё.

Приехать в Азию… Сесть в этой обжаренной солнцем пустыне на землю, на песок этот раскаленный, гребанный. Поставить перед собой бутылку теплого портвейна и ждать. И знать! Что вот сейчас, вот еще чуть-чуть и тряхнет! Упадет бутылка. Мы её вскроем, нальем в стаканы мутного пойла, выпьем и почувствуем – победили!

Мы сделали то, что хотели!

***

Мы тогда под Краснодаром стояли. Километрах в восьмидесяти от Горячего Ключа. Всё лето. Жарища! Палаточный лагерь в заросшем лесом предгорье. Это тебе не Средняя Азия – здесь влажность…

Для начала нам выдали новые хэбэшные робы – штаны, куртка и шапочка-пидорка – абсолютно черного цвета, аж блестит. Зэки – один в один! Мы радостно нацепили.

Приходишь из леса, мокрый весь, потный, сдираешь эту униформу и начинаешь чесаться и снимать с себя клещей, по пятнадцать штук за раз. Они, оказывается, на тепло реагируют – форма-то черная, на солнце разогревается, вот они с листьев на тебя и скачут.

Ну, естественно, как только сообразили, так в старье переоделись.

Вообще, интересная была поездка. Было нас человек сорок. Люди разные, но уживались мирно. И все-таки разделились на два условных лагеря. Сейчас расскажу.

Пруд в лесу был… Озером назвать – язык не поворачивается. Маленький, грязный, заросший – метров двадцать в диаметре. Вода мутная, коричневая. Откуда он там взялся – бог его знает. А жара, духота, я уже говорил… Помыться-то негде.

Вот из-за этого пруда разделение и произошло. Часть народа радостно после работы бежала купаться. С мылом, с лежанием на бережку. Остальные крутили пальцем у виска – мол, идиоты, – там же сплошная зараза! Были и центристы. Один паренёк – Сашкой звали – так он целлофановый пакет на голову надевал, чтобы волосы не замочить, и только после этого лез в воду. Вот тебе пожалуйста – столкновение субъективных взглядов на чистоту и гигиену.

***

Ну и ещё вдогон… Интересный был случай, там же. Это уже под осень, народ разъезжаться по домам начал.

У шофера, что на «шестьдесят шестой», пассия в соседнем посёлке объявилась, он и зачастил туда ночевать.

Да какая там дисциплина, брось ты! Я же говорю, конец сезона.

Возвращается как-то утром, то ли с похмелья был, то ли просто зазевался, но в поворот не вписался – машина плавно ушла в кусты и встала там аккуратненько. Он на попутках до лагеря добрался – и в ноги к начальнику. А начальник у нас хоть и опытный был, но нервный. Засуетились, отрядили две машины, понеслись с начальством во главе. Успели. Милиция ещё не подъехала.

Подцепили, дернули… а все на нервах, всё скорее! Неприятности, огласка никому не нужны. Выдернули, поставили на дорогу. Шофер – за руль. Начальник в крик: «Уйди! Я сам!» – и прыг в кабину, дверью в сердцах – хлоп!

Покатил, а дорога под горку. И только он вроде как разогнался, так начала подниматься кабина. Ну, знаешь? Она у “шестьдесят шестой” вперед опрокидывается. Наверное, не защелкнули впопыхах. Начальник, на ходу, из кабины, на асфальт. Машина опять через кювет и в лес, но уже не так удачно – помяло.

Вот он – конец сезона. Машину на жесткую сцепку – и в Москву, начальника в гипс – и на поезд. Ногу он сломал, когда прыгал.

***

Вот представь себе. Север. Солнечно. Утро. Редкие облачка на небе. Настроение изумительное. Вертолет тарахтит на холостых. Летчики весёлые, что довольно редко случается, – лететь недалеко, что-то там забрать и вернуться. Расслабуха, одним словом.

Загрузились, полетели. А жарко… Пилот рубашку свою, выцветшую, застиранную, скинул, через плечо развернулся, повесил на крючок, за спину. Всё равно жарко! Раз – на себя окошко, шум и ветер по кабине. Рубашка из-за плеча, раз – и в окно!

Как он за ней не спикировал – я не знаю! В рубашке, в нагрудном кармашке – лётная книжка, партбилет, паспорт – вся жизнь в этом нагрудном кармашке на пуговку застёгнута.

Два дня мы искали его рубашку.

Он прилетел к нам в отряд белый, как мел, поговорил с начальством. Надо людям помогать… Прочесывали тайгу, хорошо еще, что он на карте место отметил, задирали головы вверх – осматривали верхушки деревьев, да разве в тайге найдешь…

История, конечно, смешная, а вот результат плачевный – списали мужика из авиации вчистую.

***

Вот смотрю я на этот снег… – за окнами седьмого этажа университетской высотки мотался белый занавес первых снежных зарядов, ударивших по Москве, – а перед глазами аэропорт в Анадыре.

Мы тогда еще на Ан-ах летали… Вместо шасси – лыжи. Полосу там тракторами укатывают.

Ночь. Идём на посадку, полоса блестит, лоснится в свете прожекторов. Белая, высвеченная, и мороз, прямо чувствуется, висит в воздухе.

Посадка на лыжи жесткая – сначала тряхнет хорошенько, борт подпрыгнет и только потом побежит, поскользит по снежной полосе.