Евгения Потапова - Знахарка, маг, воин

Гоша уже вовсю занимался готовкой. Притащил листья ревеня и дикой капусты с моего мини огородика, завернул в них более крупную рыбу и сунул в угли. Отрезал у сома голову и хвост, и положил в котелок с водой и с мелкой рыбешкой. Тушку сома он решил подкоптить. Я не вмешивалась в его радостную толкотню, выдала только всю необходимую посудину и соль, и вышла на улицу.

– Ты им не рассказывай только. Ты же не рассказала? – подошел ко мне Монэ.

– О чем? – повела я бровью.

– Сама знаешь. О том, что я не совсем человек. Они не знают, и знать им не нужно. Я им вредить не собираюсь, – попросил оборотень.

– А кто ты? – поинтересовалась я.

– Я ирбис.

– Все же снежный Барсик. Как это тебя к нам занесло?

– Моя мама влюбилась в приезжего молодца. Когда она забеременела, он сбежал. Несмотря на позор, родители ее не выгнали. В два года я первый раз обернулся. Они сильно напугались и попросили ее от меня избавиться. Мама забрала меня, и мы ушли в город. Она работала прачкой, я учился и как мог, помогал ей. Когда мне исполнилось 12 лет, мама заболела чахоткой и умерла. С тех пор я скитался один, пока пару месяцев назад не встретил этих товарищей, – коротко пересказал он мне свою биографию.

– Ты же меня не заколдуешь? – спросил он меня.

– Нет, я не маг и не ведьма, чего не умею, того не умею. Да если бы умела, то не стала бы делать. Не хорошо это свободных людей воли лишать, – ответила я.

Оборотни сильно не любили магов, ведьм и колдунов. Они их боялись, опасались, ненавидели и при подходящем случае старались убить. Такая неприязнь родилась не на пустом месте. Если маг встречал на своем пути оборотня, то он всеми силами и подручными средствами старался подавить его волю и превратить его в своего раба. Такая ручная зверюшка была весьма полезна – оборотни отличные защитники и воины, они прекрасные охотники, выносливые и смелые.

– Ты даже не представляешь, какой силой ты обладаешь, – сказал мне Монэ.

Я пожала плечами и вернулась в домик. Запах там стоял умопомрачительный. В котле бурлила уха, а на краю очага горкой лежала рыба, завернутая в обугленные листья. В животе у меня предательски заурчало. Гоша предложил нам достать свои миски и ложки, и пригласил всех к столу. На первое у нас была ароматная уха, а на второе вкуснющая рыба. Я выдала каждому по сухарю и достала баночку с медом, как-то неудобно было садиться за общий стол без вложений.

Мы быстро умяли ужин, а потом долго пили чай и травили байки. На улице уже село солнце и по дорожке заструился туман. Не далеко заквакали лягушки. Не хорошо это, отродясь тут лягушек не было, хоть и ручей рядом, да и туман здесь большая редкость. Монэ собрал грязную посуду и собрался идти к ручью, чтобы помыть ее.

– Не ходи, темно уже. Котелок водой из чайника ополосни, а миски пусть они сами моют, не королевских кровей, – сказала ему я.

– Ты чего, я же в темноте вижу лучше, чем днем. И вообще мне никто не страшен. Но вот с посудой ты права, пусть сами моют, я и так нам ужин добыл, – и оттащил все назад в домик.

Ну, вот и славно, в такую темень лучше за периметр не выходить. Предупредила всех, чтобы за колючую изгородь не выходили, пожелала всем спокойной ночи и ушла спать на свой чердак. Всю ночь по окрестности пели лягушки, что-то чавкало, булькало и хлюпало. С улицы веяло сыростью. Потревожили мы озерный люд. В эту ночь они, надеюсь, не пройдут, бабушка на окрестных деревьях ставила защитные знаки. Но никто не знает, что будет в следующую, много всяких небылиц я про них слышала. Кто знает, может, есть в этих сказках правда.

Спала плохо, всю ночь по окрестностям что-то ухало, кто-то чавкал и хлюпал грязью. На все лады орали лягушки и жабы, казалось, они заполонили собой всю близлежащую местность. Воняло тиной и болотом, стоял плотный тугой, как кисель туман. Только под утро удалось забыться крепким сном.

Проснулась от диких воплей.

– Аааа, что это за гадость, снимите эту мерзость с меня, – орал Гоша.

Я спрыгнула с чердака и кинулась на вопли. Бугай стоял в малиннике, с кустов которого свисала густая зеленая жижа. Видно что-то попало ему на лицо, и он усиленно пытался ее стереть.

– Не три глаза, дебил, – крикнул ему Монэ, который возвращался с водой с ручья.

Оборотень кинулся к нему и стал тщательно смывать с его лица жижу, заставил помыть руки. Он вытащил белобрысого из кустов. Остатки воды вылил на ветки и листья. Она стекла и с шипением впиталась в землю.

У белобрысого жижа разъела кожу на кончиках пальцев. Лицо Гоши тоже не пощадила, на щеке, где был самый жирный кусок образовалась небольшая дырка.

– Надо срочно валить, – прошептала я, – Дальше будет хуже.

– Перекусим и уйдем, – сказал Сэт.

Я достала мазь и стала обрабатывать раны на руках Гоши. Он непонимающе крутил головой, и обижался на Монэ, что тот не дал ему поесть малины. Я осмотрела дырку на его щеке, края, словно чем-то прижгли, крови не было. Это плохо, так и останется, не зарастет. Я высказала свои опасения.

– Нужно аккуратно срезать край у раны и затем зашить, – предложил Сэт.

– Зачем это? Не надо ничего. А куда Монэ ушел. А когда есть будем? Не трогай меня, мне не больно. Я хочу малин, – тарахтел без остановки Гоша.

– Сможешь срезать, срезай, – ответила я Сэту.

Гоша вертел головой и продолжал болтать всякую чушь. Красавчик достал из рюкзака небольшой сверток, в нем лежали хирургические инструменты. Да уж, у каждого свои тайны. Он про себя ничего не рассказывал, значит, и знать нам об этом не следовало. Белобрысый становился все возбужденней, порывался куда-то идти, мотал головой. Сэт молча, обрабатывал тонкий скальпель какой-то жидкостью.

– Что с ним? – кивнул на Гошу вернувшийся с ручья Монэ.

– Наверно в той жиже был какой-то яд, на его умишко подействовал, – ответила я, – Надо его как-то зафиксировать, чтобы он башкой не мотал.

Монэ кивнул и ушел в избушку. Через минуту он вернулся обратно, неся в руках кусочек копченого сома.

– Гоша, давай поиграем, кто кого переглядит. Кто выиграет, тот получит кусочек вкусного сома. Ты хочешь сома?

– Да, да, – затряс головой бугай.

Монэ сел напротив него и уставился в его глаза. Гоша замер. Сэт принялся кромсать его лицо. Как хорошо, что токсин в жиже обезболил это место. Все молчали, даже мухи перестали жужжать. Сэт достал загнутую иглу вместе с ниткой и принялся зашивать дырку. Как только лег последний стежок, Гоша моргнул обоими глазами, и принялся громко возмущаться, что из-за Сэта он проиграл.

– Надо его заткнуть, иначе швы разойдутся, – сказал Сэт.

Монэ сунул в рот белобрысому кусочек сома.

– Он таким останется, или будет хуже? Есть какое-то средство, чтобы снять отравление? – спросил у меня азиат.