Михаил Морозовский - Задание на лето. Книга вторая

– Не-не, не так, – поспешил вставить Сергей.

– А как? – совсем сбился с толку Семён.

– А вот так, – быстро перемигнулись Пётр с Сергеем и уже на счёт «три-четыре» дуэтом выпалили:

– Говорит и показывает киностудия «Семьёнфильмз»!

И тут же, без перерыва на обед, Пётр отдельно пояснил Михаилу:

– Сеня у нас на киношника учится! Режиссёрище!

– Да ладно вам, – хихикнул Семён, – О чём это я хотел сказать…

– Ах, а память-то мы упаковать забыли, где это мы её сегодня оставили, что-то я не вижу её у нас в вещах, – быстро перебирая кучу сумок, засуетился Сергей.

– Вот она! – разом крикнули трое, и на столе появилась бутылка красного вина.

Теперь уже весь вагон понял, что поездка до Омска будет ещё и шумной.

3

На столике быстро появилась куча снеди. Михаил тоже засунул руку в холщовую сумку и достал первый попавшийся увесистый свёрток. Им оказалась добрая половина курицы, ножка от которой тут же перекочевала в руки Сергею.

А дальше – бутылка быстро опустела, и вход пошли анекдоты.

На против них, на откидном месте у окна, почти перед самым отправлением поезда появилась старушка, с быстро бегающими глазами, прижимающая к груди большущею сумку, из которой выглядывала голова лохматой собачонки. Глаза у старушки побегали-побегали, затем уставились в пол и закрылись. Она замерла и как будто уснула, изредка делая пару неловких движений, что должны были со стороны напоминать поглаживание собаки по голове, но голова маленького лохматика в это время пряталась, и рука старушки неловко скоблила оттопыренные крупные зубцы железного замка, после чего голова снова осторожно появлялась, осматривалась, отряхивалась и снова устремляла свои чёрные глазёнки на студенческий стол.

– Ещё один! – выкрикивает в очередной раз Сергей, при этом, как ученик школы, он тянет руку. Анекдоты из него сыплются, как из рога изобилия:

– Значит так, – неизменно начинает он. – Встаёт как-то Брежнев на заседании политбюро и говорит: – Товарищи, а почему бы нам не пригласить Чичолину в Москву! Ему: – Леонид Ильич, это же порнозвезда! – Hу вот, кхм, как раз такой звезды у меня ещё и нет!

Бабка чуть приоткрывает глаза, зло сплёвывает в сторону и, придавив мохнатую мордочку собаки, снова закрывает глаза.

– Нас подслушивают! – тихо, нараспев говорит Пётр.

– Нет, не так, – перебивает его быстро захмелевший Сергей. – Нас подсматривают!

– Да было бы что, было бы на что! – скороговоркой произносит старушка и тут же отворачивается к окну.

– Сеня, вы не внушаете доверия женщинам, от вас опять отвернулись! – так же нараспев, как только что это сделал Пётр, произносит Сергей. Семён, сидящий с краю шебутной компании, оборачивается к старушке, делает ей вежливый кивок головой и, уже повернувшись к ребятам, разводит руки в стороны.

– А вот ещё! – тянет руку Сергей и артистично преподносит полушёпотом новый анекдот, выделяя по звуку только последнюю фразу:

– …памятник, значит, сделали. На нём сидит Пушкин, а у него вот такие чёрные густые брови, сросшиеся у переносицы.

Смех ребят прерывается голосом старушки:

– А брови-то тут причём? – на всех четверых студентов сразу смотрят четыре глаза, похожие друг на друга, два из которых быстро мигают.

– Мадам, вас не поняли, вы о каких бровях сейчас говорите? – приторно вежливо, с лёгким наклоном вперёд, насколько это позволяет откидной столик и объёмистая часть ниже грудной клетки, что уже оторвала висевшую на одной ниточке пуговичку, спрашивает Сергей.

– Ну, так Пушкин там с бровями? – удивляется бабка.

– А-а, вы об этом, – откидывая своё враз обмякшее тело на спинку, важничает Сергей. – Спите спокойно, ваятель той штуковины примерно наказан за сей творческий изыск.

– За что, милок? – ещё больше удивляется бабка, широко раскрывая глаза и не мигая, чем ещё больше становится похожа на собачонку, которая до сих пор сидит в сумке.

– Есть предложение: а не пробежаться ли нам по ресторанам? – громко говорит Пётр, подскакивая и ударяясь головой о верхнюю полку.

– А, чтоб тебя! – всплеснула руками бабка и выронила сумку с собачонкой. Та проворно выбралась из заключения и понеслась по вагону.

– А, чтоб тебя! – ещё громче разнеслось по вагону и вслед за собакой, оставив сумку на полу, проворно бросилась старушка.

– А что, это идея, только ты голову-то сними, а то опять звенеть по всему вагону будешь, – медленно поднимаясь и потягиваясь, говорит Сергей и тут же своей мягкой пластичной рукой показывает Семёну, что тому стоит сделать то же самое.

– Контролирующих органов нет, можно ещё и по рюмашке, – говорит он, уже не обращаясь ни к кому.

В это же время Пётр делает шаг к проходу между купе, стукается головой о притолок и, наступив на лежащую в проходе бабкину сумку, падает.

– Этому уже достаточно! – констатирует Семён, поднимая друга.

– Нет, Сеня, это только начало! – улыбается Сергей, глядя на Михаила.

В глубине вагона раздаётся лай собаки и громкий голос: – Куда с собаками!

– Вот, Мишаня, нас уже бурно приветствуют, – говорит Сергей, направляясь вслед за друзьями.

4

Михаил расстилает постель и забирается на верхнюю полку.

Старушка, запыхавшись, возвращается с собачонкой на своё место и пытается затолкать её снова в сумку, но та явно против. Вагон постепенно затихает, выключают верхний свет.

Михаил, закрыв глаза, снова возвращается к воспоминаниям о переезде в Узбекистан.

Три такси мчат их по гладкой асфальтированной дороге в сторону от Ташкента. В приоткрытые окна влетают с бодрящей свежестью новые запахи.

– Ух ты! – вырывается у Мишки. – Вот это тополя!

Алея высоченных пирамидальных тополей кажется бесконечной. В промежутках между стволами мелькает солнце. Мать, утомлённая переездом и немного расстроенная тем, что отец уже успел принять свои фронтовые, постепенно отходит и на её лице появляется улыбка:

– Надо же, а здесь ещё лето!

– А вы из Сибири, значит? – спрашивает приветливо таксист в форменной фуражке.

– Да, мы из Новосибирска, – выпалил Мишка.

– А сюда, значит, жить? – продолжает шофёр.

– Поживём – увидим, – как-то снова грустнеет мать.

А дальше были слёзы.

Мама сидела на тюках с матрацами и громко плакала.

– Куда ты нас завёз? Это что – квартира, это что – кухня? А ванная на что похожа, чёрная вся… Город тоже такой? – прорывается у неё свозь слёзы.

Отец нервно ходил по комнатам, молчал.

Даже Мишка тогда понял, что квартира сильно запущена, а южную её часть, то есть окна зала и кухни, полностью накрывает виноградник, растущий прямо под окнами, и от этого в зале даже днём темно и надо включать свет.

Мишка щёлкает стареньким, болтающимся рядом с проёмом стены грязным выключателем, но тусклая слабая лампочка, торчащая из доисторического огромного патрона, только ещё больше добавляет слёз матери. Теперь видно ещё и обои: старые, потёртые, с жирными пятнами, местами уже обвисшие. Потолок почти серый.